4-5 сентября текущего года в китайском городе Ханьджоу должен состояться очередной саммит "Большой двадцатки" (G-20). Высшее руководство этих стран формирует вопросы для обсуждения во время этого события, а также перечень важных двусторонних встреч. Однако существует задекларированная председательствующей страной – Китаем – официальная повестка дня. В основе она касается вопросов сотрудничества стран во время вызовов со стороны глобализационных процессов. О том, насколько этот порядок дня отвечает вызовам современности, - мнение Чрезвычайного и Полномочного Посла Украины, доцента Дипломатической академии при МИД Виктора Маштабея.
По всем признакам, политического контекста современного течения мировых событий вряд ли удастся избежать. Уже анонсирована возможная встреча новоназначенного премьер-министра Великобритании с президентом РФ Владимиром Путиным. Речь шла также о целесообразности встречи Нормандской четверки по выполнению Минских договоренностей. Давно за пределами красной линии находятся вопросы международного терроризма, беженцев и нелегальной миграции.
Так или иначе, приведенный перечень тем касается того, что подпадает под понятие "мировой порядок". Некоторому анализу текущих событий в этой области при участии ведущих мировых игроков – США, Китая и России – посвящена эта публикация
Похоже на то, что в случае воспроизведения чьего-то злого замысла фортуна отказывает его автору в стратегическом мышлении. Объективным свидетельством такого отказа являются противоречия или логические неувязки замысла, что приводит к его самоуничтожению.
Именно это мы сегодня наблюдаем с реализацией амбициозного замысла относительно формирования нового мирового порядка в редакции главы Российской Федерации Владимира Путина и некоторых его сторонников.
Прежде всего, был ли достаточным ресурс для реализации замысла, о котором идет речь? Фортуна свидетельствует об обратном. Если под этим ресурсом понимать экономику РФ, то она имеет хорошо известный недостаток – зависимость от ценовой конъюнктуры мировых сырьевых рынков. Цена на нефть ниже $50 за баррель в течение 2014-2015 годов сделала свое дело, ощутимо уменьшив бюджетные поступления России. Профессиональные прогнозы доказывают, что такой фактор будет работать и дальше, оставляя под вопросом реализацию многих государственных проектов.
Просчет относительно конъюнктуры стал первым звоночком в отношении несоответствующего качества подготовки к реализации замысла, о котором идет речь. Однако автору этого недостаточно для переоценки задуманного или вообще отказа от его реализации. Путин руководствуется категориями поиска компенсаторов. Имеется в виду несколько их вариантов. Первый заключается в восстановлении рыночными методами устойчивого развития экономики, которая пробуксовывает с 2009 года. Второй – в реализации приоритетных государственных проектов, способных сделать то же, но при "ручном" управлении. Оба варианта должны быть ориентированы на обеспечение успеха пребывания Путина у власти на следующий срок.
В несоответствии этого поиска объективной реальности кроется второй звоночек. Если верить бывшему министру финансов России и главе Центра стратегических разработок Алексею Кудрину, привлеченному к разработке первого варианта, в случае его введения должны быть изменены институциональные основы власти, прежде всего, в сфере экономики. Поскольку российское авторство замысла относительно нового мирового порядка принадлежит сторонникам "авторитарного капитализма", внедрение первого варианта было бы похожим на политическое харакири. Практическая же реализация второго варианта создает препятствия по внедрению первого.
При приведенных условиях как сам Путин, так и его окружение сейчас занимаются поиском паллиатива, то есть сочетания преимуществ обоих вариантов, если это вообще возможно. Так или иначе, такой поиск требует времени, а его остается все меньше и меньше - следующие президентские выборы в 2018 году.
Оставим Путина в раздумьях и рассмотрим ситуацию, складывающуюся у сторонника путинского замысла президента Китая Си Дзинпина.
Общая проблема развития является идентичной – экономика стагнирует и требует большей рыночности. Объективный путь к этому – соответствующие реформы. Однако известной спецификой Китая является "шпагат" между коммунистической идеологией (политическое лидерство принадлежит Компартии) и принципами рыночной экономики, по крайней мере, в части мировой торговли, правил которой КНР придерживалась в течение последних 20 лет.
Такое противоречие является более сложным, чем кажется на первый взгляд. Раскрытие потенциала рыночной экономики предполагает свободу личности, чего как раз нет в современной КНР. Падение темпов экономического развития и биржевой кризис последнего времени однозначно свидетельствуют о серьезности проблемы, с которой столкнулся Китай. Пресс значительных долговых обязательств, как государства, так и частных компаний (достигают 15% ВВП страны и составляют $17 трлн) лишь добавляют контраст между намерениями и реальностью.
Очевидно, доверие инвесторов к Китаю не может быть безграничным, поскольку речь идет о рисках в отношении объема китайских инвестиций в 9% ВВП ежегодно в течение 30-40 лет.
Похоже, Китай медленно вползает в период "потерянного десятилетия", хорошо известного по опыту Японии после "японского чуда" 60-х годов прошлого столетия. Если так, то планы китайского руководства относительно прогресса следующего пятилетия вряд ли сбудутся на полную мощность, поскольку их реализация объективно усложняется из-за игнорирования прав человека, искусственного удержания высвобождения его творческого потенциала.
Впрочем, кроме сходства по проблемам национальной экономики у промоторов замысла имеются достаточно существенные разногласия относительно его содержания и средств реализации. Здесь российский лидер уступает своему китайскому коллеге. Относительно нового мирового порядка президент РФ на самом деле мыслит категориями воспроизводства Российской империи или СССР, тогда как Си Дзинпин предусматривает сочетание потенциала Юго-Восточной Азии с европейским и другими региональными рынками через восстановление Великого Шелкового пути.
В обоих случаях речь идет об историческом прошлом, но с одним важным отличием. Путин движется к реализации замысла через военные действия (2008 год - Грузия, 2014 – Украина, 2016 год - Сирия), а Дзинпин реализует важные инфраструктурные проекты на Пути. Конечно, прежде всего, подразумевается выгода самого Китая. Впрочем, экономические преимущества, которые получат другие государства, расположенные вдоль Шелкового пути, уже сделали страны Средней Азии сторонниками Китая, а не России. Объем их внешней торговли с КНР ($50 млрд) еще в 2014 году превысил соответствующий показатель по РФ ($30 млрд).
Более того, Китай активно продвигается на пути создания точек опоры для себя в виде международных банковских структур (в частности, Asian Infrastructure Investment Bank (AIIB) и наделении юаня функциями международной резервной валюты, решение относительно чего должно быть объявлено во время Саммита G-20.
Важна также реакция мирового сообщества на действия "союзников-реформаторов" мирового порядка. В случае президента России она состоит в применении экономических санкций в отношении РФ как де-факто страны-агрессора и помощи государствам, которые стали жертвами российских военных действий. В свою очередь к китайским инфраструктурным проектам и финансовым учреждениям присоединилось значительное количество развитых стран, в том числе членов Европейского Союза.
Становится все более очевидным, что "партнерство" сторонников замысла, о котором идет речь, является весьма асимметричным и в большей степени в пользу Китая.
Это однако не означает, что действия КНР на фоне мировой экономики являются абсолютно положительными и не вызывают беспокойства других мировых игроков. Напряженная ситуация в Южно-Китайском море, одном из динамичных мировых торговых маршрутов, свидетельствует об обратном. Как и РФ, Китай в этом регионе откровенно попирает нормы международного права и прибегает к средствам шантажа стран-соседей, чьи национальные интересы он игнорирует.
Есть и другие, негативные с демократической точки зрения, устремления Си Дзинпина. Его срок пребывания в качестве президента Китая заканчивается в марте 2023 года. Однако лавры Мао Цзэдуна и Денсяопина вдохновляют на то, чтоб и дальше оставаться влиятельным политиком. Изучается возможность занять пост главы Центральной военной комиссии, которая контролирует военные силы Китая. Сохранение должности генерального секретаря Коммунистической партии Китая остается вне вопроса, поскольку не проглядывается ни одного конкурента. При таких условиях удовлетворение имперских амбиций Си Дзинпина является весьма возможным. Кажется, пример Путина вдохновляет.
Учитывая предусмотренные на сентябрь текущего года совместные китайско-российские военные учения в Южно-Китайском море, совпадение стиля "партнеров" по освоению ситуации в мире и применению методов воздействия на стран-соседей является очевидным.
Все имеет свою цену. В обоих случаях, независимо от нюансов, и Россия, и Китай как единомышленники и заложники выбранного военно-политического жанра вынуждены поддерживать высокие расходы военного бюджета, прежде всего, на разработку и изготовление сверхсовременных видов оружия. За три срока пребывания российского лидера у власти военные расходы РФ выросли почти в 9 раз согласно цели по доведению к
И это — еще один звонок, основание которого требует немалого искусства по балансировке перспектив реализации глобального замысла и текущих непроизводительных расходов, которые не должны быть слишком растянуты во временном пространстве. Пока что этот баланс не в пользу замысла и ощутимо отвлекает внимание РФ и КНР от решения насущных проблем экономического развития.
Теперь немного относительно противовесов замыслу и их инициаторов. Прежде всего, речь идет о Соединенных Штатах Америки и других развитых странах Запада.
Несомненно, им трудно не признать изменения, происшедшие в мире после окончания Второй мировой и Холодной войн. Наличие G-20 наряду с G-7/8 является наглядным свидетельством этого признания. Однако сделанные уступки не затрагивают существенно устоявшихся структур международных институтов, привлеченных к ведению мировых дел, так же, как и введенных ими правил.
Так или иначе, страны Запада стоят перед дилеммой – как вовлечь новые быстроразвивающиеся экономики в мировой порядок, не теряя своей ведущей роли в нем. Однако объективно процесс изменений уже идет. Более того, он осуществляется на фоне проблем экономического развития самих стран Запада.
Сложность поиска ответов относительно обоих вызовов заключается в тяжелой идентификации самого процесса, о котором идет речь. Очевидно, что в техническом плане он имеет сетевой характер и требует незаурядного умения применения политических средств поиска совместных решений при чрезвычайной сложности задач и последствий.
В частности, в области мировой торговли Соединенные Штаты инициировали переговоры по заключению двух мегасделок по свободной торговле с ЕС и странами Юго-Восточной Азии, Северной и Латинской Америки. Это Трансатлантическое соглашение о партнерстве и инвестициях (The Transatlantic Trade and Investment Partnership - ТТІР), а также Транс-Тихоокеанское соглашение с 11 странами Тихоокеанского и Северо - и Южноамериканского регионов (The Transpacific Partnership - ТРР).
Цель обеих сделок — ввести новые правила мировой торговли, приемлемые, прежде всего, для развитых стран Запада, и уравновесить торгово-экономические амбиции Китая.
В противовес США и ЕС Китай предлагает странам, вовлеченным в Азиатско-Тихоокеанское сотрудничество, соглашение о формировании региональной зоны свободной торговли (The Free Trade Area in the Asia-Pacific region - FTAAP). Ее целью является намерение нейтрализовать действие более чем 70 двух - трех - и многосторонних соглашений о свободной торговле, которые в конце 2014 года в регионе "вредили интеграционным процессам" в понимании их Китаем.
Инициация США, ЕС и КНР заключения вышеперечисленных сделок связана с политическими, а также с несколькими объективными причинами: возможностью максимально воспользоваться преимуществами новых технологий производства товаров и услуг, их доставкой, сбытом и расчетами по контрактам, а также желанием закрепить эти возможности системой мегаторговых договоров и, при условии достижения соответствующей договоренности мировым сообществом, использовать их в качестве основы нового мирового экономического порядка.
Впрочем, Новый Шелковый путь и FTAAP в определенной мере уже являются ответом Китая и его сторонников на западные мегасделки. Более того, из-за протестов общественности не все идет гладко с ходом переговоров США-ЕС, под вопросом ратификация ТРР Конгрессом Соединенных Штатов. Похоже, эта процедура перейдет по наследству к преемнику президента США Барака Обамы.
И, возможно, последний парадокс: европейская Россия движется на Восток, тогда как региональный лидер Востока – Китай – прокладывает путь на Запад. Кто из них прав?
Фактически подразумевается интерпретация движения колеса современной истории: путинская, китайская и западная. То есть уже в который раз миру следует выбирать путь - либо путинский, либо Новый Шелковый, либо классический прозападный. Или их некий гибрид.
На какой из них будут лить воду решения Саммита G-20 и в чью сторону будет колебаться маятник истории, узнаем, дождавшись начала сентября.
