Бойцы спецназа милиции Луганской области рассказали о том, как воюют с диверсионно-разведывательными группами (ДРГ), ищут схроны с оружием и обмениваются угрозами по телефону с бывшими друзьями, оказавшимися в рядах боевиков по ту сторону фронта. Как теперь складываются отношения между бывшими друзьями и коллегами, оказавшимися по разные стороны баррикад — в эксклюзивном репортаже "Апострофа".
Александр, командир отряда спецназа ГУ МВД в Луганской области, до 21 года жил в поселке Новотошковское Попаснянского района. Когда он зубрил таблицу умножения, рисовал контурные карты и бегал на первые свидания, то и представить себе не мог, что в зрелом возрасте будет отслеживать по округе передвижение ДРГ, а его родная школа однажды будет разбита двумя 152-миллиметровыми снарядами и на несколько месяцев в разгар учебного года опустеет и останется стоять осиротевшая, с проваленной крышей и разрушенными стенами. "Там, где родился, там и пригодился", — шутит Александр. Сегодня он вместе со своей группой спецназа ГУ МВД в Луганской области занимается контрдиверсионной работой, сопровождением людей (к примеру, во время обмена пленными), поиском и выявлением бандитов.
Ближайший друг Александра остался по ту сторону фронта, сегодня служит в разведке сепаратистского батальона "Призрак". "Однажды он мне позвонил и говорит — я под Лисичанском, приду, найду тебя и завалю", — рассказывает Александр. На вопрос, не дрогнет ли рука, если доведется встретиться со своим заклятым другом лицом к лицу где-то на просторах Луганской области, спецназовец отвечает — нет. "Там уже кто первый успеет. Он — меня или я — его. Рука не дрогнет, у меня семья, я жить хочу", — говорит он.
Расстрел на месте
Те, кто оказался со своими бывшими коллегами по разные стороны идеологического и территориального фронта, давно стали непримиримыми врагами. Кому-то из нынешних сотрудников МВД в свое время пришлось тайно вывозить семьи, учить малолетних детей на блокпостах называть не свои, а выдуманные фамилии, чтобы их не остановили и не взяли в заложники боевики. Чьи-то родители по-прежнему живут на оккупированной территории и отказываются уезжать, хотя не раз получали угрозы со стороны боевиков.
Александр рассказывает о своей коллеге, девушке, которая работает у них в отделе. Ее мать осталась в так называемой ЛНР. Однажды к ней пришли бандиты, зачитали приговор о расстреле ее дочери и потребовали, чтобы она поставила свою подпись и засвидетельствовала получение приговора.
По данным ГУ МВД в Луганской области, после начала активной фазы войны, с оккупированной территории вышло примерно 2,5 тыс. сотрудников. Всего в области насчитывалось порядка 11 тыс. милиционеров. В структурах незаконной ЛНР осталось работать около 500 человек.
Многие из тех, кто в свое время отказался присягнуть "республике" и перебрался с семьями на территорию, подконтрольную ВСУ, внесены в подобные расстрельные списки. Имена милиционеров, ставших, по мнению главарей ЛНР, "на путь преступности", массово публиковались в газетах ЛНР осенью прошлого года. У каждого такого милиционера своя история, но всех их объединяет одно — угрозы, которые они до сих пор получают по телефону, и незавидная участь, если им не посчастливится попасть в руки так называемой элэнэровской "милиции". Но эти гипотетические угрозы — не самое страшное. По рассказам спецназовцев, бывали случаи, когда после такого телефонного звонка, на то место, где они находились, вдруг начали прилетать "Грады". "Мы-то знаем, кто (стрелял, — "Апостроф"), — говорят бойцы. — Бывало, звонят пьяные (боевики, — "Апостроф"), еще по стакану там закинулись и начали по нам из Стаханова минометами работать. Так что мы живем на войне, а не служим".
Залетные гости
Сейчас, с наступлением тишины вдоль всей линии фронта, опасность оказаться на дороге под "Градами" минимальна. Однако война продолжается — с оккупированной территории постоянно заходят на украинскую сторону ДРГ. Их цель — не только диверсии, но и разведка. Чаще всего работает российский спецназ.
Перемещаются они налегке, если случаются контакты с ВСУ или спецназом, знают, в каком месте есть схрон, могут там довооружиться и принять бой. "Любое появление ДРГ — это под кого-то и куда-то, — поясняют бойцы. — Чтобы узнать о появлении группы, идет мониторинг переговоров, этим занимается оперативно-техническое управление. При получении информации блокируется район, ставятся в известность ВСУ, СБУ и фискалы. Если ДРГ уже вошли и провели диверсию, мы пытаемся блокировать пути отхода". Группы ходят в одних и тех же направлениях и используют для прохода те тропы, которые не перекрыты минными полями: Станично-Луганский район и Новоайдарский, рядом с Трехизбенкой, Крымским, Лопаскино и Лобачево. Чаще всего работает российский спецназ. В этом убеждались не раз после того, как ДРГ уничтожали — на трупах было обмундирование российской армии. Как правило, ничего из того, что группа заносит с собой, нигде не оставляют — от спичек до упаковок из-под еды и нижнего белья, все забирают с собой.
Украинские спецназовцы рассказывают о случае, когда у одной из ДРГ не было с собой радиостанции и систем связи. "Они работали через шелковую нитку — пять человек легли, натянули ее между собой, связь держали с помощью азбуки Морзе через подергивание нити. На палец привязали — и вперед. Не слышно, никто не запеленгует. Мы выходили на такие группы. Они хорошо подготовлены", — говорят спецназовцы.
Схрон для ДРГ
Когда сепаратисты и российские войска отходили во время прошлогодних боев, они сделали огромное количество схронов. "Колоссальное количество оружия было поставлено из РФ, схроны оставляли для диверсионных работ, как это обычно и делает любая оккупационная армия, — рассказывает "Апострофу" замначальника ГУ МВД области полковник милиции Юрий Пасечник. — Из Лоскутовки (Попаснянский район), там была областная база МЧС, было похищено 20 тонн тротила, мы его нигде не нашли, он нигде не взорвался. Где он? В схронах. Луганский патронный завод был разграблен, там миллионы патронов. Они тоже в схронах". Пасечник говорит, что на днях в Старобельском районе нашли столько оружия, что смогли вывезти его только КамАЗом. А возле Северодонецка обнаружили 22 гранатомета, 8 гранат и мины. Такие "секреты" всегда заминированы, а кабель от них может уходить на расстояние до 1,5-2 км.
Диверсионная работа не обязательно может заключаться в какой-нибудь подрывной деятельности. "В октябре-ноябре 2014 года мы тут засекли группу из Стаханова, пришли сюда, переоделись, проводили разведку в районе Северодонецкого аэропорта, собирали информацию, — говорит Пасечник. — Такие сидят, считают, сколько прошло бензовозов в каком направлении, чтобы вычислить количество нашей техники. Можно и по-другому выявлять разведчиков, к примеру, в Шале (ресторан в Северодонецке) разговорить пьяного — это тоже разведывательная работа. Не менее важно выявлять тех, кто проводит в том числе и подрывную деятельность и агитирует за власть ЛНР".
Для того, чтобы выявлять диверсантов, у сотрудников МВД есть две базы, по которым они проверяют каждого, кто пересекает линию разграничения — база "Миротворец" и внутренняя база МВД. В общей сложности в списках находится порядка 72 тыс. человек, которые были замечены в радикальных настроениях против украинской власти. Для наполнения базы МВД использует оперативную информацию. Для "Миротворца" открытые источники — как правило, социальные сети. В них, говорят силовики, полно тех, кто по глупости выложил фото с оружием и хвастался своими боевыми заслугами. В базе МВД немало и "офизиченных" российских офицеров: имена, место жительства, подразделение и прочее.
Существует база из единиц автотранспорта, который находится в розыске. Если по предъявленному паспорту есть совпадение, вызывают так называемую фильтрационную группу ГУ МВД. Если человек сумел объяснить и обосновать ту информацию, которая есть у силовиков, то его отпускают — так, по крайней мере, уверяет глава ГУ МВД области Анатолий Науменко.
Впрочем, матерых диверсантов по такой базе не выявишь — они если и пробираются на территорию с оккупированных регионов, то через север, через Россию и пограничные пункты пропуска. Розыск таких граждан должно брать на себя СБУ.
От чистого сердца
Российским военным активно помогают те, кто ратует за республиканское будущее региона. Так, однажды группа спецназа милиции получила информацию, что ДРГ собирается совершить теракт на объектах лесного хозяйства — на станции фильтрации в районе села Боброво и на предприятии "Северодонецкий Азот". "В свое время в Северодонецке была, да она и сейчас есть, школа подводного ориентирования. Там были подготовленные боевые пловцы, — рассказывают спецназовцы. — Вот они в тот раз против нас и работали".
Ненависти по-прежнему хватает и среди простых местных жителей. Так, сотрудники МВД рассказали о таком случае — однажды на капот их машины положили цветы девушки и добавили пожелание: "Это вам, ребята, на смерть".
О том, насколько в области сегодня многие перешли на личности и видят во вчерашних друзьях и коллегах своих непримиримых врагов, свидетельствует рассказ Анатолия Науменко, главы ГУ МВД Луганской области. "Паша Дремов (главарь стахановских боевиков, — "Апостроф") жил с моей сестрой на одной улице. Еще 3 мая 2014 года они (боевики, — "Апостроф") ко мне в кабинет приходили, а 18 мая — уже все, — рассказывает "Апострофу" Анатолий Науменко. — Я уехал в Сватово, а они захватили УВД области. Я пошел к Болотову (Валерий Болотов, тогдашний самопровозглашенный глава ЛНР, — "Апостроф"), он из Стаханова, и Карякин тоже (так называемый глава верховного совета так называемой ЛНР, — "Апостроф"). И с отцом Карякина я тоже знаком, я был опером, а он — участковый. Я говорил Алексею: "Леша, что вы делаете?" Но они уже управлялись извне Россией и фсбешниками. Думаю, им дали денег, что-то пообещали. По моим прикидкам, несколько сотен было завербовано. А потом остальные схватили оружие, начали грабить. Вернулись в "силовые структуры" (ЛНР) те, кто не состоялся, кого выгнали. Вот у меня был Леша Новиков, замначальника розыска Первомайска, сейчас пошел в "милицию" ЛНР. Но зарплату они не получают. Что награбил — то и твое".
С окончанием войны для многих останется открытым вопрос личной вендетты. Вряд ли смогут простить друг другу убитых соседей и родных те, кто остался под сине-желтым флагом, или те, кто взялся строить воображаемую страну.
