Война изменила жизнь каждого из нас. Кто-то отправился защищать Украину на поле боя, кто-то делает все возможное в тылу. Каждый работает на своем месте, чтобы приблизить победу хотя бы на день. Но иногда в обществе возникают ссоры. Кто-то обвиняет других в том, что они мало делают, что не ушли на фронт, а пьют кофе в городе. В то время, когда украинцам как никогда необходимо единение, это вбивает клин между гражданами.
Почему не стоит жить с чувством вины и травить других за то, что они не на войне? Как поддержать наших военных эмоционально? Какую роль в борьбе играет информационный фронт и почему важна поэзия? Об этом рассказал член команды Апостроф TV, поэт, общественный активист в мирной жизни, а ныне командир отделения в 68 бригаде ВСУ ПАВЛО ВЫШЕБАБА.
– Ты стал настоящей звездой соцсетей со своими объяснениями как, что и к чему. В обществе возникает много претензий друг к другу: почему кто-то воюет, а кто-то нет. Поделись своими мыслями по этому поводу.
– Вы правы, сейчас очень много внимания к фронту, и это нормально во время войны. Но здесь нужно понимать, что без сильного тыла невозможен сильный фронт, потому что войско нужно снабжать. По расчетам международных организаций, чтобы содержать одного военного, необходимо 12 гражданских, уплачивающих налоги.
Во-вторых, много претензий слышал даже когда я еще не успел призваться, когда я ждал своей очереди: "Почему ты не в военкомате? Почему ты здесь? Почему ты в мирной жизни?". Друзья, если вы даже арифметически посчитаете, только каждый десятый или даже пятнадцатый мужчина может быть в армии. То есть один в армии и 10-15 мужчин в тылу, потому что им нужно работать. Им нужно засевать хлеб, нужно, чтобы работали заводы. Нужно обеспечивать огромное количество составляющих жизнедеятельности экономики.
Поэтому я в подобных видео обращался с призывом к тому, чтобы не травить мужчин, которые сейчас находятся в тылу. Они работают, они нужны. Может быть, даже не меньше, чем военные, потому что без сильного тыла не бывает сильного фронта. Мы способны победить только как общий механизм, как народ.
– Здесь же необходима не только материальная помощь, но и моральная поддержка боевого духа наших воинов. Как мы можем каждый на своем месте поддержать и энергетически наполнить наших бойцов? Возможно ли это вообще?
– Да, конечно возможно. Во-первых, прекращайте винить себя за то, что якобы делаете мало. Если пол страны чувствует вину, угнетение, как с таким настроением можно побеждать? Мы должны быть вдохновенными, сильными, победоносными, делать свое дело, и там, где мы можем – помогать войску. Помогать строить экономику, если мы можем это делать. Следует делать свои маленькие дела и чувствовать себя нужными, потому что, как я уже говорил, мы единый механизм.
Как поддерживать? Если честно, мы получаем очень много слов поддержки в соцсетях. Для нас это много стоит. И на странице нашей 68-й бригады нам много пишут люди, мы это все читаем. Самая большая поддержка – вот у меня за спиной. Дети посылают свои рисунки, нам передают их с посылками и передачами от волонтеров. Дорогие дети, очень благодарим вас за это. Для нас это много стоит. Мы все скучаем по своим детям, поэтому с радостью получаем от вас рисунки, потому что чужих детей не бывает. Спасибо вам всем.
– Какие у вас эмоции, когда эти картинки попадают в руки?
– Когда открывается ящик с какой-нибудь тушенкой, а сверху, как правило, лежат эти рисунки, все о тушенке забывают, рассматривают рисунки. Мы вешаем их, где можем, где мы их видим постоянно. Бывают очень смешные картинки. За спиной у меня висит "путин лох", картинку написала 5-летняя Наталья. Также там просто слова поддержки, что вы молодцы, держитесь. Горящие российские танки нарисованы. Это приятные ощущения, когда понимаешь, что даже маленькие дети понимают, что происходит, и тоже хотят поддержать. Друзья, спасибо за это очень.
– Взрослые, может, пишут какие-нибудь письма или рисунки передают?
– О, да. Взрослые пишут тоже много слов поддержки. Но гораздо ценнее помощь волонтеров. Что ни попросишь – все найдут. Мы просто из-за скромности еще не просили какие-то самолеты, но думаю, что если бы мы попросили, они бы даже их нашли. Очень сильно чувствуется, что воюет не войско, а весь народ. Если есть необходимость какая-нибудь, они готовы быстро это обеспечить, улучшить наши возможности. Мы на странице нашей бригады всегда благодарим наших волонтеров. Главное, что ты чувствуешь: воюет не войско, воюет весь украинский народ.
– Всем нам иногда нужно перегрузиться, переключиться. Есть ли такая возможность?
– Да, вы должны понимать, что сотни тысяч людей сейчас находятся в Вооруженных силах Украины. Непосредственное участие в боевых действиях именно на этот момент принимает, я думаю, менее 10%. Остальные работают над обеспечением, над поддержкой, над тренировками, над подготовкой. Поэтому, конечно есть время. Все организовано очень правильно в нашей армии, на мой взгляд.
Мы любим с ребятами пошутить. Это очень разряжает эмоционально. Помогает поддерживать классную атмосферу в коллективе. Поэтому у нас здесь, если честно, много шуток, много братской поддержки. Снимаем даже какие-нибудь забавные видео, если есть время на это, если есть вдохновение, чтобы и в тылу поднять настроение. Мы должны все быть мобилизованными. И такие духоподъемные видео, я считаю, тоже нужны.
– Ты за это время стал настоящей звездой TikTok. Как это?
– Я выкладываю видео, когда есть интернет, и потом захожу через несколько дней только посмотреть. Вот зашел, узнал, что меня заблокировали на неделю. Поэтому, не переживайте, со мной все хорошо, просто я заблокирован. Вероятно, наши соседи северные пожаловались на мои видосы.
В целом это очень хорошая поддержка. Мой TikTok стал таким каналом коммуникации с волонтерами для нашей бригады, благодаря чему мы закрываем наши неотложные потребности. Мои коллеги по бригаде отлично это понимают, что есть и приятный бонус в этом.
– Важна и информационная составляющая этой войны. Пропаганда сейчас очень мощная. Насколько важно противодействие российской пропаганде? Какой она может и должна быть? Как не дать ввести себя в заблуждение?
– Я считаю, что на этот раз, с момента полномасштабного вторжения, мы выигрываем информационный фронт. Большое доверие к ВСУ этому способствует. Нам не нужно прибегать к каким-то уловкам пропаганды, мы просто транслируем правдивую информацию. Миру не нужно доказывать, что это правда. Украинцам не нужно доказывать, что это правда.
В россии говорят такие удивительные вещи, будто мы сами свои города бомбим. Все понимают, что это бред, что происходит вторжение россиян в суверенное государство, и мы его сдерживаем. Я считаю, что здесь наша страна информационно очень мощно выступает благодаря работе всех СМИ. Я думаю, что сейчас мы молодцы по всем фронтам.
– Есть ли на украинском фронте место пропаганде? Может ли она тоже стать нашим оружием?
– Я думаю, что да. Мы должны эффективнее транслировать происходящее, чтобы перебивать фейки.
– Пропаганда – это всегда абсолютное зло? Можно ли ее повернуть себе на пользу?
– Я думаю, что в военное время она абсолютно необходима. Просто у пропаганды из-за нашего советского наследия очень плохой привкус. Мы ее отрицательно воспринимаем, но это очень эффективное транслирование информации. И мы должны в условиях войны это делать – максимально эффективно, максимально качественно. Так называемая "One voice policy". Мы все должны говорить одни и те же данные, проверенные, чем по сути Украина сейчас и занимается.
– Когда мы победим, будет ли нам нужна такая мягкая пропаганда о нашей истории, о наших героях?
– Я думаю, что сейчас из-за большого количества новостей и событий, происходящих в стране, мы просто не можем постичь и величину трагедии, которая происходит в нашем государстве, и величину подвига, который происходит сейчас. Поэтому переосмысление будет происходить годами, а возможно и десятилетиями – того подвига, который происходит прямо сейчас, в эти минуты. Как осознание глубины трагедии, которую россия совершила на нашей земле.
Поэтому здесь нужно работать информационно. Здесь должны работать художники, работать журналисты. Чтобы никто из наших героев не был забыт, чтобы не была забыта катастрофа, вызванная россиянами. Я считаю, что это на десятилетие вперед нам работы – переосмыслить, что с нами произошло в это время.
– Еще один важный вопрос – о популяризации всего украинского, в частности, языка. Этот вопрос сейчас тоже вышел на поверхность. На Западе есть претензии к переселенцам, что некоторые люди не переходят на украинский. Кто-то наоборот после произошедшего заговорил на украинском. Об этом аспекте ты не думал: как оно должно быть и может быть?
– Я сам из Краматорска, из русскоговорящей семьи, из русскоговорящего города, из русскоязычной школы. Я со времени оккупации Краматорска перешел на украинский. Для меня это было легко, за три месяца я уже начал думать по-украински. И вот сейчас очень многие мои собратья здесь переходят на украинский.
С одной стороны, это такая дополнительная мера безопасности, потому что когда ты общаешься на украинском, у нас ни у кого нет акцента. А у россиян, не знаю, что-то с языковым аппаратом, что они не могут сказать "паляниця".
– Русскоязычная челюсть, как они это называют.
- Да-да. Это, с одной стороны, твоя безопасность, ты дополнительно демонстрируешь, что ты свой. А с другой стороны, все понимают, что многие хотят отрубить этот канат, который еще связывает нас с россией. У нас вообще ничего общего нет сейчас. Только русский язык. И многие друзья, коллеги, собратья переходят на украинский.
Я сегодня общался с парнем, который родом из Крыма. Он уже месяц говорит по-украински, ему это прекрасно удается. Он делился своими впечатлениями, что ему, в принципе, легко. Хотя там проскакивают какие-то русскоязычные слова, но для него это такой акт уважения к государству, уважения к своему родному языку, который он хочет вернуть на территорию и разговаривать на нем здесь.
Это добровольно. Среди нас здесь есть и русскоязычные, и украиноязычные, здесь никакого принуждения нет – это выбор каждого. Я записал видео для колеблющихся. Не переживайте, это просто. Если вы будете настойчивы, все у вас получится.
– Говорят, язык – это оружие. На войне это так?
– Я думаю, отчасти да. Во-первых, когда по рации кто-то обращается на русском, все напрягаются, оперативный дежурный просит повторить на государственном языке, чтобы убедиться, что это свой. Или если ночью кто-то идет, понимает, что лучше обращаться на украинском, чтобы не было вопросов. Если ты обращаешься по-украински, то все – ты свой. А если ты обращаешься на русском, то могут быть вопросы. Поэтому это, видите ли, такой инструмент безопасности. Понятно, легко, и он у тебя под рукой, потому что все здесь знают украинский язык.
– Ты пишешь стихи. Они очень трогательны и раскрывают болезненные темы, которые у нас есть сейчас. Давно ли ты пишешь, как тебе помогает этот способ выражения мнений на войне? Увидим ли мы сборник в будущем?
– Я пишу стихи всю жизнь. Здесь, на войне, это активизировалось у меня. Шучу с ребятами, что я служу со скоростью одно стихотворение в неделю. У меня есть ощущение, что кто-то должен зафиксировать происходящее прямо здесь и сейчас в поэтическом измерении. Чувствую такую необходимость – сказать о тех, кто не может. Поэтому я стараюсь писать стихи не только от себя, но вообще от тех, кто вокруг меня.
Одно дело – сидеть где-то в Киеве и писать о войне, а другое – быть здесь и писать о войне. Мы должны и то, и то делать, чтобы иллюстрировать в литературе то, что происходит с нами.
Увидим ли мы сборник? Если судьба позволит, вернусь, и люди захотят такой сборник увидеть, то, я думаю, выдадим.
– А сейчас есть фидбек на твое творчество?
– Да, очень много просмотров, репостов. Я считаю, что мы вообще в удивительное время живем, что у нас стихи набирают 2-3 млн просмотров. Когда это было? Я не припомню. У людей эмоции раскрылись, эмпатия раскрылась, сочувствие раскрылось. Поэзия – это такой инструмент, который может обратиться к этим эмоциям. Я стараюсь это делать.
