Донецкое направление является самым горячим участком фронта. По словам самих военных, создается впечатление, что ожидаемое российское большое наступление уже началось именно там. Одним из городов, откуда постоянно приходят сложные новости, является Угледар. Что происходит на Донетчине сейчас, какие потери несет враг и способны ли оккупанты развить более мощное наступление - в эфире Апостроф TV рассказал пресс-офицер 68 отдельной егерской бригады ВСУ ЕВГЕНИЙ НАЗАРЕНКО.
– Мы видим постоянно тяжелые новости из Угледара. Какая там ситуация?
- На самом деле никаких сложных новостей сейчас нет, потому что морскую пехоту рф, 155 бригаду разбили. Они пробовали штурмовать наши позиции. Но сейчас все хорошо. Они пытались взять позиции 72 бригады, на нашу бригаду шли, но получили.
Сейчас хорошо, в измерении нашего фронта все тихо. Никаких штурмовых действий нет, россияне потерпели очень тяжкое поражение. В принципе 155 бригада морской пехоты рф перестала существовать сама по себе.
Читайте: Февральское наступление оккупантов переносится: западные чиновники назвали причину и сроки
- То есть каких-либо активных штурмовых действий оккупанты не проводили?
– Некому. Они понесли очень тяжелые потери и в человеческой силе, и в технике, во всех своих составляющих, поэтому сейчас некому проводить штурмовые действия. Все, что они могут – это обстреливать мирные города вокруг Угледара. Да, это они делают. 15 февраля они обстреляли Покровск, Курахово, стреляют по Угледару. Но это просто агония. Сейчас войска российской федерации в нашем направлении зализывают раны и даже не забирают свои трупы. Нет никаких штурмовых действий.
– Путин хвалил операцию этих войск под Угледаром. К чему бы это?
– Я видел. Он говорил, что морская пехота молодцы, они делают все хорошо. Да, они делают все хорошо – все видели те видео из дронов, когда их огромные колонны разбивались о нашу оборону. Если так морская пехота, по мнению путина, действует хорошо, то нам это нравится.
- Сравнивая с Бахмутом, где мы видим постоянное забрасывание позиций живой силой, происходит ли что-то похожее под Угледаром? Либо враг прибегает к каким-то другим действиям?
– Нет, у нас совсем другая тактика, по сравнению с Бахмутом. Сразу скажу, что в Бахмуте я не нахожусь, поэтому деталей не знаю. Но то, что я видел из СМИ и прочего, в Бахмуте действуют наемники "Вагнера", и они реально атакуют силами пехоты. То есть они идут волнами – это тактика генерала Жукова, когда первая волна не дошла, вторая волна дошла на 20%, третья волна… ну и так далее.
У нас совершенно не так, действует регулярная армия – морская пехота, воздушно-десантные войска. Они действуют по советскому учебнику. То есть они идут с артподготовкой, с авиацией, потом идет бронетехника - БТР, БМП, танки. Затем идет пехота. То есть все как пишет книга, но им тоже это не удалось. Но их тактика с Бахмутом совсем несравнима. Здесь они людей немного жалеют. Конечно, это им не помогло, но тактика абсолютно военная.
- Ситуация выглядит так, что россияне спешат к обращению путина к федеральному собранию, которое уже менее чем через неделю состоится. Есть ли у вас такое чувство? Пытаются ли оккупанты догнать то, что не успели за год?
– Мне трудно сказать. Во-первых, я по званию сейчас солдат, поэтому размышлять о таких вещах будет не совсем корректно с моей точки зрения. Но я думаю, что то наступление, которое сейчас идет на Угледар, на Бахмут, на Авдеевку, на Марьинку, на другие точки – это и есть вся их мощь, которую они сейчас могут предъявить. Это я говорю не как пресс-офицер, а как гражданин этой страны, анализирующий ситуацию. То есть все то, что они сейчас сбрасывают на нас – это все, что у них есть. Нового наступления, я думаю, не будет.
- То есть вы не считаете, что оккупанты могут иметь успех на Угледарском направлении? Превосходство ВСУ именно здесь в чем?
- Превосходство Вооруженных сил Украины в том, что Угледар – это господствующая высота, и мы на ней стоим и под ней стоим. Оккупанты действуют из ямы, то есть они атакуют нас снизу. И это для них очень невыгодно. Мы их видим всякий раз, когда они только планируют свои атаки и штурмовые действия, с очень большого расстояния. Мы сразу применяем все огневые средства, которые у нас есть. 72 бригада расстреливала их с многоэтажных домов в Угледаре из ПТРК. Артиллерия наша их видит, потому они в очень невыгодной позиции.
Но у них есть приказ – взять Угледар. Идите вперед, берите все. Но в первую очередь эта операция была обречена, потому что мы их видим, они нас – нет. У нас есть все огневые средства, чтобы их уничтожить - и мы их уничтожили.
- Богат ли Угледар трофейной техникой? Бросают ли оккупанты свое вооружение на поле боя?
– Сейчас я этого не могу сказать, не видел. Они бросают, в принципе, свою технику, но она уже вышла из строя, потому что мы ее сожгли. Они убегают пешим строем со своих позиций. Трофейной техники я еще не видел, но на самом деле нечего трофеить, все уничтожено.
- Снарядный голод сейчас актуален для вражеской армии на Угледарском направлении?
– Снарядный голод в принципе актуален для русской армии по всему направлению. Да, они стреляют гораздо меньше. Но для таких операций, как в Угледаре или Бахмуте, они находят снаряды. Однако их гораздо меньше, чем было, например, весной или летом. То есть 60 тысяч снарядов, как было летом, они не могут выпускать. Конечно, они находят технику и снаряды для таких тактических операций, как во время Угледара. Но следует понимать, что и у нас уже хватает техники и снарядов. Поэтому в этом случае у нас паритет – мы отвечаем на весь огонь, который они применяют против нас.
- В заключение хочу спросить о гражданских. Приходилось ли вам видеться, общаться с жителями Угледара? СМИ сообщают, что там остаются не менее 300 людей. Почему они не уезжают?
– Стоит отметить, что моя бригада не стоит в самом Угледаре, мы стоим на окраинах. Поэтому общаться с гражданскими в Угледаре у меня не было возможности. Я знаю, что там гражданские. Что они говорят? То же, что и всегда: я здесь родился, я здесь вырос, я здесь хочу быть и все такое. Большинство этих людей действительно "ждуны", которые ждут русскую армию. Следует понимать, что в Угледаре до полномасштабного наступления жило 1,5 тысячи человек. Эти оставшиеся 300 человек вызывают вопросы, скажем так. Но они остаются, потому что, говорят, им некуда ехать, нет денег.
