Они подписывают контракт с ВСУ и идут воевать, оставив привычное волонтерство, передают детей бабушкам и дедушкам и уезжают на несколько месяцев на самый край в составе групп парамедиков. Украинки, которые с начала войны бросились помогать армии и добробатам или были фиксерами для иностранных корреспондентов, уже с трудом находят себе место за пределами зоны АТО. Война стала неотъемлемой частью их новой реальности, а к мирной жизни они давно потеряли интерес. Они едут в зону боевых действий, потому что уверены – на фронте от них пользы будет больше.
Боевое неравенство
В 2014 году в ВСУ была 15 551 военнослужащая-женщина. К середине 2016 года эта цифра выросла до 17 147 (8,5% от общего числа военнослужащих), среди них 2 тыс. женщин-офицеров и более 14 тыс. в звании солдат и сержантов. Общее число женщин, которые проходят службу и работают в ВСУ, составляет почти 50 тыс. человек.
Сегодня, согласно статье 20 закона "Про военную повинность и военную службу", мужчины имеют право заключить контракт на прохождение службы, если они не достигли пограничного возраста, который в зависимости от воинского звания колеблется от 45 до 69 лет. Для женщин возрастной ценз свой – до 40 лет. Также есть список воинских должностей, на которые могут назначать женщин, который регулируют приказы МО №337 и 412 и из которого можно сделать вывод, что задач военнослужащему-женщине можно поручить меньше, чем мужчине. Статья 28 закона также указывает на разный возраст пребывания военнообязанных в запасе: для мужчин это 60-65 лет, для женщин – 50 лет. Это означает, что, будучи в запасе, женщина имеет меньше времени для получения воинских званий, которые, кроме прочего, влияют на размер пенсии. Несмотря на эти законодательные тонкости, число женщин в армии в целом и в частности в зоне АТО, тех, кто имеет право на статус участник боевых действий, продолжает расти.
Домой – в АТО
Алина, 26-летняя улыбчивая киевлянка из 131 батальона, на вопрос, как ее занесло на фронт, признается – это стало логическим продолжением ее волонтерства. "В январе 2016 года у меня появилась мысль, что волонтерство – это классно, но надо пробовать делать больше", - рассказывает она "Апострофу".
Она с начала войны занималась помощью и для военных, и для переселенцев: приходилось доставать медикаменты, запчасти для техники, плести в Киеве сетки, устраивать акции по сбору продуктов. "Выходных у нас не было, все праздники проводили на фронте, и для меня это действительно был праздник, - вспоминает она. - Я двое выходных проводила в Киеве и одни – на фронте. Мы выезжали раз в три недели, мальчики смеялись, что по нам можно было часы сверять. Для них это еще была сильная моральная поддержка, потому что тогда у многих дома не понимали их решений, взглядов. Моими первыми подопечными стали 43, 34 батальоны, 17-й, 12-й батальоны территориальной обороны".
Алина вспоминает, как весной прошлого года в апреле пришло сообщение о гибели ее друга Дмитрия Годзенко (позывной "Годзилла", боец 17-го батальона 57-й отдельной мотопехотной бригады – "Апостроф"). Он сутки не дожил до вывода батальона из АТО. Алина поехала к его семье, родные были настолько растеряны, что ей пришлось взять все организационные вопросы по подготовке похорон на себя. "Тогда я подумала: ребята уходят, а заменить их некем. Потом у меня было еще несколько поездок, а в конце июня я вдруг поняла, что не нахожу себе места в Киеве – сам город и люди у меня вызывают физическое отторжение, меня все больше тянет сюда, в АТО", - говорит она.
Посоветовавшись со знакомыми и друзьями, которые в тот момент воевали, она приняла решение – подписать контракт с ВСУ. "Позвонила знакомому военкому Печерского района и сказала: заберите меня, пожалуйста, - говорит Алина. - Он начал ругаться, но потом спросил: "Ну, я тебя, упрямую, знаю, ты ж все равно уйдешь?" Я отвечаю: "Уйду". Тогда он сказал: "Иди хотя бы через мой военкомат, если что, смогу тебя подстраховать". Если с военнослужащим что-то случается, то военкомат берет на себя попечение по семье".
Сначала Алина взяла отношение на военную службу (документ, свидетельствующий о готовности военной части заключить с человеком контракт) в 43 батальон, там ее знали хорошо и даже не требовали пройти учебку: сказали, что на месте она за две недели сможет научиться деловодству, не стоит тратить на это два месяца в учебке. "Там на деловода 300 мест, а учится 500 человек. В этих условиях даже чисто физически проживать неудобно", - говорит она.
До конца особого периода
Но служить в 43-м батальоне ей не довелось: не понравились порядки, которые царили в части. "Потом появилась информация, что можно прийти в 131-й батальон. Я переделала документы в Киеве и отправилась в 131-й, - говорит она. - У меня минимальный контракт, как у не служившего – три года. Но мой подписан до конца особого периода, то есть пока не закончится АТО".
Несмотря на то, что бытовые условия в части – с минимальным набором комфорта в виде горячего душа (но в здании отдельно от корпуса, где живут военнослужащие), скромной обстановки в комнатах со старыми кроватями на пружинах (еще советских времен), Алина своим выбором довольна. "Мне было нечего терять, с работой я попрощалась спокойно (она была ивент-менеджером), родные давно привыкли, что меня нет дома 90% времени, детей нет, не пришлось ни на кого оставлять. Таких, как я, много, но не у всех есть возможность заключить контракт, поэтому есть и такие, кто уезжает в АТО без него, например, идут в Правый сектор или вынуждены оставлять на бабушек детей", - говорит она и приводит пример своей знакомой Ларисы Бобровицкой, еще одного волонтера, которая сменила мирную жизнь на военную, оставив дочерей на попечении родных.
"Их мотивирует то, что они больше не видят смысла находиться там (на мирной территории)", - говорит Алина. Хотя, по ее словам, хватает среди прибывающих на службу женщин и идеалисток. "Есть девочки, которые приезжают на фронт, видят мальчиков и такие – аааа! И глаза горят. Но я из тех девочек, которые этих мальчиков видели в любых состояниях, и перевоспитывали, и с родными общались, и с дембелями потом разговаривали, объясняли их семьям, что с этими дембелями делать, когда они возвращаются".
И тебя научат
Парамедик Ольга работает вместе с другими добровольцами в составе ASAP, группы Ильи Лысенко (Хоттабыча), в Авдеевке. Для нее эта военная глава началась в сентябре 2015 года, хотя она успела поработать на Востоке с иностранными военными журналистами в качестве фиксера еще с момента оккупации Крыма. Когда на Западе интерес к войне на Донбассе пошел на убыль, работы стало мало, тогда и появилась мысль остаться на фронте в новом качестве и помогать раненым.
До этого Ольга проходила несколько тренингов по оказанию первой помощи, но сначала больше для себя, поскольку она часто ездила на линию фронта. Во время первых поездок она расспрашивала иностранных военкоров, людей с опытом пребывания в зоне боевых действий, о каких-то деталях, как вести себя и что делать в случае опасности. Потом поняла, что ей нужен тренинг по тактической медицине. "На любом таком тренинге первый вопрос, который задают: кто проходил обучение по оказанию гражданской медпомощи? Потом говорят: забудьте все, чему вас там учили, потому что в военных условиях все наоборот и совсем другие приоритеты, - вспоминает она. - У нас доврачебная помощь особо не преподается в медицинских учебных заведениях. Медсестры и врачи теряются, потому что привыкли к условиям больницы. А тут полевые условия: если нет бинтика, ты толкаешь в рану все, что есть под рукой, вплоть до того, что снимаешь с бойца носок, сколько бы он в нем ни проходил, потому что главное – кровь остановить, а с инфекциями и прочим будем потом разбираться".
Она вспоминает свой первый приезд в Авдеевку и первого раненого, которому оказала помощь. "Тут есть правило – если ты ни разу не был в реальных условиях, когда надо оказывать помощь, то просто ходишь хвостиком и наблюдаешь за парамедиками. Но в 2015-м такой возможности не было – меня забросили, т.к. надо было срочно поменять парамедика, которая уезжала домой. На вторую же ночь нас подняли часа в три - привезли раненого. Сейчас в городской больнице есть стабилизационный пункт, он с весны 2016 года появился. Но тогда такой пункт был у нас на первом этаже (ASAP расположен в знаменитой девятиэтажке на окраине города, которая приняла на себя основные удары во время обстрела города – "Апостроф")".
Тогда все было более чем по-спартански: носилки заносили и ставили на бетонный пол. "Заносят бойца - и ты падаешь на колени и начинаешь работать, - рассказывает Ольга. – Тогда боец, которого доставили, подорвался на растяжке, визуально у него была разворочена нога. Потом мы проверили и поняли, что у него еще в животе дырочка, маленькая, но непонятно, насколько все серьезно, куда зашел осколок. У него было внутреннее кровотечение, и пока мы его до Красноармейска (Покровск) довезли, у него несколько раз падали жизненные показатели".
Успеть за 30 секунд
Ольга вспоминает, как их водитель по звуку научился распознавать армейскую "таблетку", на которой с передка привозили раненых. "Если она заводится – значит, поехали за ранеными, а когда командуют подъем – у тебя есть 30 секунд, чтобы собраться", - говорит она. Но психологически она адаптировалась довольно быстро. "Я в какой-то момент поймала себя на мысли, что в критической ситуации у меня отключается все, кроме мозга, я максимально сконцентрирована на задаче, вижу участок работы, которую мне надо сделать", - рассказывает Ольга. Того, первого ее раненого, спасли, хотя он неделю пробыл в реанимации.
В ее первую ротацию было очень много бойцов, которые подрывались на растяжках или во время разведвыходов. Очень много раненых было, когда начались бои за промзону под Авдеевкой и усилились обстрелы шахты "Бутовка" в феврале прошлого года. Тогда было много тяжелых, кого-то не успевали довезти.
Самый тяжелый для Ольги случай был в январе 2016 года, когда их экипаж выехал на шахту, где подорвались на растяжке трое бойцов. "У меня когда-то друг подорвался так же, и эта ситуация на шахте очень сильно напомнила ситуацию с ним, вплоть до того, какая была погода. Мы приехали туда, там двое было критически тяжелых, один умер на месте – совсем, как мой друг. Мы отработали, забрали раненых в госпиталь в Покровск, потом – до Днепра, я два или три дня ходила как в тумане, было какое-то дежавю", - говорит Ольга.
Второго тяжело раненого спасли, он сумел сам наложить себе жгут сразу же после взрыва, а потом всю дорогу до госпиталя требовал, чтобы ему его сняли. "Он нервно курил и матюкался, чтобы сняли жгут – хотел избежать ампутации, потому что там через 30 минут надо пустить кровоток. Я попыталась отпустить жгут, но поняла, что внутри такие фонтаны (пострадала артерия), что закрутила обратно. Спросила – хочешь жить? Терпи тогда! Ногу ему спасли, кстати, поставили кусок искусственной артерии", - говорит она.
В ее практике бывали и смешные истории. Однажды они оказывали помощь бойцу, которому снайпер прострелил ухо. "Это было ювелирное снайперское ранение – сквозное в ухо. Боец кричал: "Не зашивайте, я буду носить пирсинг! Но ухо зашили. Мы еще удивлялись – как его угораздило, если бы уши еще были торчащие, а то казалось, что он их специально натянул и сидел ждал, когда его подстрелят", - смеется она.
Ольга говорит, что некоторых бойцов вывозила дважды. "Я шучу: постоянным клиентам скидки, есть у нас такие ребята. Спрашиваю – что, опять? Соскучился по нам? Наверное, медсестра в госпитале понравилась, вот они и возвращаются туда время от времени", - улыбается она.
Ольга до сих пор со смехом говорит о себе: "Никогда бы не подумала, что это возможно - я и медицина, я всегда была от нее очень далека". И тем не менее число эвакуированных с ее помощью бойцов уже перевалило за 200. Она подписала с этой войной свой контракт и пока, как и многие, добровольно ушедшие на фронт, на "дембель" не собирается. До конца особого периода.
