Дмитрий Ярош: Россия может нанести по Украине сразу несколько ударов

Бывший лидер "Правого сектора", внефракционный народный депутат ДМИТРИЙ ЯРОШ убежден, что опасность полномасштабного российского военного вторжения в Украину еще сохраняется. Об этом он рассказал во второй части интервью "Апострофу". По словам Яроша, расположение российских войск вдоль границ с Украиной, а также постоянное увеличение их численности в Крыму позволяют РФ нанести по территории нашей страны сразу несколько ударов. С другой стороны, боевые возможности украинской армии также возросли.

Первую часть интервью с Дмитрием Ярошем читайте здесь.

— Что касается повышения уровня национальной безопасности: поможет ли Украине вступление в НАТО, если ее туда, конечно, примут?

— Можно мечтать о чем угодно. Но будет ли Украина в НАТО? Сегодня я не вижу таких перспектив. Я не против каких-то конструкций, но в первую очередь Украине самой нужно стать сильным государством, чтобы на равных входить в любой блок безопасности. Или даже самой создать пояс безопасности, например, из прибалтийских стран, Польши и стран Центральной Европы, потому что сейчас это очень важно. Я об этом уже давно говорю, и писал об этом еще задолго до революции в своих статьях. И не только я, ведь балтийско-черноморскую концепцию в свое время проработал еще Юрий Липа (один из идеологов украинского национализма, автор украинской геополитической концепции, — "Апостроф"). Эта мысль в украинском сознании витает уже давным-давно.

— Но витает ли она в кабинетах украинской власти? Говорили ли вы об этом в частных разговорах с теми политиками, от которых зависит то, что сегодня происходит в Украине?

— Я это подчеркиваю не только в частных разговорах, но также и в интервью, потому что для меня очень важно, чтобы Украина стала субъектом, а не оставалась объектом международной политики. Нами постоянно играют, а мы в этой игре почти никогда не участвуем.

— Кто в этом виноват, и есть ли у Украины шансы превратиться из объекта в субъект?

— Шансы есть, но мне кажется, что наше внешнеполитическое ведомство очень сильно не дорабатывает в этом направлении. Я вижу, что некоторое продвижение есть, подписан, например, оборонительный союз с Великобританией. США стали нашими официальными союзниками. Некоторые вещи делаются, но этого мало. Формат тех же Минских переговоров должен быть совершенно другим, и другими должны быть переговорщики.

— Каким же должен быть этот формат?

— Прежде всего, нужно ориентироваться на страны, которые являются гарантами Будапештского меморандума по ядерному вооружению, которые последовательно занимают антикремлевскую позицию. В тактической плоскости Минские соглашения себя оправдали. Нам удалось остановить агрессию, в том числе — и за счет санкций против России, и нам удалось повысить обороноспособность войск. Теперь мы — намного сильнее, чем тогда, когда подписывались Минские соглашения. И теперь мы можем говорить с позиции сильного, а не с позиции очень-очень слабого.

— Украина, по вашему мнению, — сильное или слабое государство сейчас?

— Я уже говорил о повышении боевой готовности наших вооруженных сил, но национальная безопасность и оборона — это не только ВСУ. Это также и уровень спецслужб, это и уровень экономики, и уровень социального обеспечения. Даже уровень культуры и духовности тоже влияет на то, является ли государство сильным или нет. Поэтому понятно, что по многим направлениям мы находимся в кризисе. Премьер Яценюк только недавно заявил о том, что впервые за три года у нас зафиксирован подъем макроэкономических показателей на 1%, а все остальное время падали. И то, неизвестно, стоит ли этому доверять. В то же время подавляющее большинство наших граждан находится за чертой бедности, и это тоже не делает нас сильными. Не может быть сильным государство, которое не обеспечивает право человека на достойную жизнь. Поэтому многое нужно менять.

— Возвращаясь к Минским соглашениям. Европейские партнеры настаивают, что выборы на оккупированной части Донбасса должны быть проведены уже к июню...

— Это абсолютный бред. Никакие выборы на оккупированной части Донбасса в принципе не могут проводиться, хотя бы потому, что не выполнен главный пункт Минских соглашений — прекращение огня. Обстрелы продолжаются, есть официальные данные с фронта, сколько людей гибнет, сколько раненых. Пока не закрыта граница, пока там царят российские террористические бандформирования, ни о каких выборах не может быть и речи. Я убежден, что все это осознают. Просто им (европейцам, — "Апостроф") нужно о выборах говорить из-за интересов европейского бизнеса, который хотел бы восстановления отношений с Россией, поэтому такая позиция. Но мы уже видели, как Европа и мир в переговорах с нами во время этой войны шли нам на какие-то уступки. То есть, когда мы проявляем свою последовательную и сильную позицию, весь мир вынужден с нами считаться.

— Остается ли еще угроза полномасштабной войны Украины с Российской Федерацией?

— Если проанализировать концентрацию российских войск вдоль нашей границы и постоянное увеличение российских войск в Крыму, то мы можем получить сразу несколько ударов. Российские "учения", которые проходят в течение последнего года, переброска различных сил к границе Украины из разных уголков России... В этом нет ничего удивительного, поскольку у Путина в голове явно нет каких-либо мирных инициатив. Все это большая игра. Путин неоднократно подтверждал, что не считает Украину государством.

— Снятие санкций, по-вашему мнению, увеличит или уменьшит угрозу масштабной войны с РФ?

— Однозначно увеличит, потому что тогда у Путина освободится дополнительный ресурс. После того, как Путин вышел из Сирии, первое, что сказал американский сенатор Джон Маккейн, — это то, что Украину может ожидать "кровавая весна". Они владеют информацией от разведок. Я думаю, что эти слова имеют под собой оснований и они, собственно, говорят о возможности широкомасштабного конфликта. Хотя я более чем уверен в том, что даже если россияне бросят сюда все свои вооруженные силы, теоретически победить нас на каком-то этапе они могут, но не смогут удержать такое государство как Украина.

— Вы до сих пор ездите на фронт, поддерживаете отношения с добровольческими батальонами, несмотря на то, что покинули "Правый сектор"?

— Конечно, потому что из "Правого сектора" за мной пошли боевые подразделения: пятый и восьмой батальоны, военно-полевая жандармерия, штаб...

— А как общаетесь с новым главой "Правого сектора"? Вас, кстати, до сих пор называют "провиднык"?

— Да, ребята так называют. Это ведь не должность.

— Получается, что в Украине у нас теперь два "провидныка"?

— А кто второй?

— Насколько я понимаю, нынешний руководитель "Правого сектора"…

— Дело в том, что, насколько я знаю, он — председатель партии. Я тоже раньше совмещал должности руководителя партии и лидера целого движения. На самом деле, все эти определения не являются такими уж важными.

— Какие у вас сейчас отношения с главой партии "Правый сектор" Андреем Тарасенко?

— Да нормальные, потому что он — один из моих воспитанников. Мне бы очень хотелось, чтобы ребята достигли результатов, в том числе и политических, и я думаю, что они имеют перспективу. Поэтому здесь очень важно, чтобы организация не была вождистского типа, ведь я сам видел ее именно такой в свое время. Нужно иметь команду людей.

— А если говорить о вашем новом движении?

— То же самое, хотя мне ребята часто и навязывают вождизм, говорят: вы нам скажите, что делать. Впрочем, я уверен, что у нас будет абсолютно нормальная команда людей, объединенных идеей в первую очередь.

— Изменилось ли что-то для тех, кто покинул "Правый Сектор", на фронте?

— Ничего не изменилось.

— То есть, вы просто разделились, как когда-то УПА

— Не совсем так, как разделилась УПА. Можно сказать, что название изменилось. Можно сказать, что это дает нам больше возможностей по поднятию уровня боевой подготовки. Я только приехал с фронта, общался с командирами различных частей ВСУ, узнавал их оценки. Они отметили очень высокий уровень наших бойцов, которые играют положительную роль на фронте.

— Если говорить о количестве тех, кто воюет и не воюет, какое их соотношение в вашей организации?

— У нас еще нет организации.

— Но вы говорите о ней уже очень долго…

— Мы работаем над ее созданием. Должно пройти девять месяцев перед тем, как любой ребенок нормально родится. Мы уже пару месяцев занимаемся этим, ездим по Украине. Сейчас я снова еду в Ровенскую, в Житомирскую области. Но еще столько объездить нужно. Если все будет хорошо, то я думаю, что в конце мая мы проведем съезд. Если нам ничего не помешает и не будет форс-мажорных ситуаций...

— Вы будете создавать партию самостоятельно или с кем-то объединяться? Не опасаетесь, что станете еще одной маленькой партией?

— Как раз партию мы и не создаем. Если бы мы хотели, то партию уже создали бы, с этим проблем нет. Нам много чего предлагали. Но я уже говорил о том, какие риски существуют для Украины сегодня. Поэтому сегодня, прежде всего, речь идет об объединении украинцев. Это может быть не просто еще одно политическое движение, а объединяющая сила на конкретных принципах патриотизма, государственности, антикоррупционности.

У нас идут переговоры со многими силами, но некоторые вещи просто неприемлемы, например, союз с "регионалами", которые голосовали за законы 16 января. То есть, я вижу это движение не территориальной, а общеукраинской площадкой. Мы, например, сотрудничаем с движением "Вільні люди". Они занимаются проектами экономической деоккупации, они делают конкретную работу по многим направлениям. Или Союз офицеров Украины к нам присоединяется. Мы работаем с ними по оборонным вопросам и вопросам безопасности. Мы абсолютно открыты, но нужно внимательно смотреть и фильтровать все эти вещи.

— Рассматриваете ли возможность создать партию, чтобы провести ее в парламент?

— Я не исключаю, что съезд примет решение построить какую-то партийную конструкцию, потому что многие партии хотят влиться в движение на данный момент. Сейчас их уже около пяти, и я думаю, что это количество будет расти. Я считаю, что уменьшение количества партий в Украине — это очень положительный процесс, пусть даже путем вливания в другую рейтинговую структуру. Поэтому мы тоже будем пробовать это сделать, если такое решение будет принято. То есть, речь идет о том, чтобы не просто сделать еще одну партию, а максимально объединить существующие.

— Я правильно понимаю, что вы пойдете в парламент только в том случае, если партия будет проходной?

— Я, может, вообще не пойду. У меня большого желания снова в Верховную раду попадать нет (смеется).

— Вам в парламенте не понравилось?

— Не понравилось. Аура плохая очень. Это не мое. И я это прекрасно понимаю. Если бы не было войны, то, наверное, вообще бы этим не занимался, но мандат помогает решать в том числе и военные вопросы.

— Сделали ли вы какие-то выводы из своей предыдущей деятельности в "Правом секторе"? ПС часто упрекали в слабой координации между региональными ячейкам и руководством, где каждая группа сама по себе...

— Безусловно, мы сделали выводы и создаем качественно иную структуру. Я всегда подчеркиваю, что в ПС было много объективных причин, не зависящих от нас. Во-первых, ПС был организацией послереволюционной, а, следовательно, объединял самых разных людей из очень разных сред. Во-вторых, обратите внимание на то, что подавляющее большинство людей пошли на фронт. После революции мы не занимались каким-то партийным строительством, потому что физически на это не было времени. Нам нужно было остановить врага, и мы помогли Вооруженным силам это сделать. Поэтому были объективные причины.

Новую структуру мы попробуем построить как более широкую платформу для общественности, там будут задействованы и государственные служащие, потому мы и говорим о движении, а не только о партии. Партия может быть инструментом в руках движения. А к движению мы привлекаем и армейских офицеров, ведь в армии мы завоевали авторитет за это время, и офицеров спецслужб, которые также являются патриотами Украины и могут принести еще очень много пользы. Мы будем объединять максимум людей, а уже какой-то "скелет" этого движения, конечно, будет централизованным.

Кадровые решения мы будем принимать теперь не так, как было на Майдане: приезжают ребята из области и говорят: мы хотим быть "Правым сектором", давайте нам полномочия. После Грушевского это стало популярным. Тогда другого пути не было, потому что мы даже не могли выехать из Киева. Именно поэтому сейчас мы ездим по областям, общаемся с людьми из разных сфер, подтягиваем малый и средний бизнес, потому что хотим наладить партнерские отношения и понятные схемы финансирования нашей деятельности. Ведь все прекрасно понимают, что заниматься общественно-политической деятельностью, не имея финансов, невозможно.

— Насколько я помню, вас больше всего упрекали именно за непрозрачность с финансами...

— Какая у нас могла быть непрозрачность с финансами? Вы видели хоть один бигборд "Правого сектора" в Украине? Все финансы шли на войну.

— С одной стороны, война до сих пор не закончилась, и по вашим словам, ее угроза только возрастает. С другой стороны, еще находясь в ПС было непросто воевать и строить организацию, быть на войне и быть народным депутатом одновременно. Не помешает такая раздвоенность вашей новой организации?

— Сейчас уже легче, потому что создана структура там, на фронте. Мое присутствие там теперь уже может быть просто формальным. Например, я приехал, решил вопрос и уехал. Мне теперь не нужно там находиться месяцами или непосредственно участвовать в каких-то операциях. Хотя, конечно, если случится полномасштабное вторжение, то я в тылу сидеть не буду, тогда всем будет не до политики. Теперь уже легче, я больше времени могу уделять тем самым поездкам по областям и пытаюсь стать хорошим депутатом (смеется).