Прошло два года, и внешняя политика президента Владимира Зеленского зашла в еще более глухой тупик, чем тот, в котором пребывала до его сенсационной победы. К тридцатилетнему юбилею независимости мы подходим с нарастающей паникой и путаницей во внешнеполитической риторике. Проступают знакомые по прошлому метания между "стратегическими" партнерами – только вместо России теперь туманные намеки на "Восток". Слышатся и бессильные упреки в сторону Запада о том, что Украину надо поддерживать сильнее. Аргументов же в пользу этого утверждения ожидаемо меньше, чем было в золотую эру украинской многовекторности.
Стратегическое планирование рассыпалось перед лицом первых же серьезных трансформаций на глобальном уровне мировой политики. Желание вступить в НАТО и ЕС, в принципе, никогда не было надежной основой для внешнеполитических успехов – просто потому, что ставит нас в зависимость от решений слишком многих других и консервирует все слабости нашей переговорной позиции. Но последние полгода с особой очевидностью продемонстрировали исчерпанность стратегических и внешнеполитических взглядов украинского руководства.
Ключевая проблема внешней политики Петра Порошенко заключалась в ее непоследовательности и декларативности. На словах мы полным ходом шли в Европу; но на деле получали цементирующийся конфликт на Донбассе, а вместе с ним и вечную прописку в серой зоне безопасности Европы, без союзников и без перспектив.
При этом Порошенко везло: мир был относительно стабильным, а Россия в какой-то момент перешла к стратегической обороне. Зеленский же, попытавшийся оседлать этот безопасный велосипед, столкнулся на втором году своего президентства с ускорившимися процессами, новыми вызовами и обострившимися рисками. В этих условиях риторика 1990-х годов стала работать еще хуже.
Администрация Байдена назначила Китай основным геополитическим и идеологическим противником в надежде частично восстановить глобальное лидерство Америки и получить преимущества в гонке за союзниками. Это решение запустило цепную реакцию. Понадобилось, во-первых, значительно улучшить отношения с Германией; и, во-вторых, расширить возможности для диалога с Россией. Это были сложные задачи; зато лояльность других стран Вашингтон вполне может получить значительно дешевле – например, ставкой на демократические ценности или глобальные проблемы. Судьба "Северного потока-2", превратившаяся для нас в религиозный вопрос, выступает лишь небольшим эпизодом глобальных политических маневров.
Реагируя на эти решения, Пекин оказался перед необходимостью привлекать союзников на свою сторону. То есть, в мировой политике появилось новое и часто ключевое измерение принятия решений для стран, казалось бы, далеких от американо-китайских геополитических баталий. Украина среди них, и, увы, не готова к такому повороту событий. Отсюда так много противоречий и страстей вокруг любых, связанных с Китаем, поводов и заявлений.
Свои задачи пришлось решать и Европе, прежде всего Германии. Остаться в клубе великих держав – задача-максимум; и, по иронии, Европе для этого нужны умеренно-конструктивные отношения с Россией. Нет, санкции снимать не обязательно. Но обязательно иметь открытый диалог и реальное сотрудничество по вопросам, где есть общие интересы. Если эту задачу не решить, из клуба глобальных игроков ЕС выпадет в обозримом будущем. Даже если его членом станет Украина.
В силу того, что в Европе много стран с разными интересами и страхами, реализовать диалог с Россией на уровне ЕС будет сложно. Но об этой идее не забудут в Берлине и Париже, и по мере того, как будут расти ставки в противостоянии США и Китая, у Германии и Франции будет все больше поводов повторить опыт Байдена в общении с Путиным. У нас нет продуманных ответов на такое развитие событий. Если ими, разумеется, не считать нотации европейцам об их геополитической близорукости и недостаточной поддержке евроинтеграционных устремлений Украины.
Наше любимое, региональное, измерение международной политики тоже вдруг стало сложным. Мы привыкли, что в Восточной Европе и в бассейне Черного моря большинство стран нас поддерживают без условий. Хотя ни одно государство и не является нашим союзником, мы считаем таковыми почти всех – и многие действительно на них очень похожи. Но и здесь старые рецепты работать не будут. Люблинский треугольник, проект Триморья, Ассоциированное трио и прочие региональные конфигурации будут не более результативными, чем когда-то был ГУАМ. Их время было в 1990-х годах, когда Россия была слабее, а Запад менее прагматичным. Гравитация Китая создает дилеммы для стран Восточной Европы; а перспективы европейско-российского диалога делают их более сложными. А мы даже не смогли решить проблемы в наших отношениях с западными соседями, Польшей и Венгрией. Отношения с Турцией, конечно, тоже не настолько просты, как это может показаться неискушенному читателю сайта президента.
Запутанная риторика в исполнении украинских политиков за последние пару месяцев – это симптом глубокого кризиса и дефицита работающих идей. В любой непонятной ситуации говорить о нашем стремлении вступить в НАТО и ЕС – неработающий рецепт. Можно, конечно, заниматься имитацией и повторять в чем-то путь предыдущего президента, только на более простом уровне, например, подписывая с отдельными европейскими странами ничего не значащие декларации о поддержке стремлений Украины вступить в ЕС. Но Украина не в том положении, чтобы позволить себе пустую, декларативную и нерезультативную внешнюю политику. Неумение распознавать риски и видеть реальные угрозы нельзя компенсировать декларациями и пропагандой. Пожалуй, пока это основной урок внешней политики президента Зеленского.
