Несмотря на количественное преимущество российских оккупантов на фронте, большее количество техники и обеспечения, украинская армия творит невероятные вещи. Защитники дают достойный отпор врагу, а получив необходимое оружие с Запада, наши бойцы могут более эффективно отвечать на преступные деяния рашистов.
Что сейчас происходит на линии фронта, как продолжает падать моральный дух оккупантов и много ли их сдается в плен? Что военные думают о развлечениях в мирных городах и как вообще жить во время войны? На эти вопросы в эфире Апостроф TV ответил боец ССО "Азов" РОМАН "БРЕЙК" ТРОХИМЕЦ.
– Вы вернулись в Киев. Какой контраст вы видите между тем, что сейчас происходит на фронте и тем, как живет столица?
– Это совершенно разные миры, если коротко, потому что абсолютно все иначе – одежда, еда, атмосфера. Меня лично очень радует, что люди вернулись к нормальной жизни почти полностью. Это показатель того, что мы все-таки делаем нужное дело. Приезжая сюда, я могу увидеть результат: мы деремся там, а люди продолжают жить нормальной жизнью здесь.
В общем, это сильный диссонанс. Например, сегодня ночью я не мог заснуть, потому что на улице была тусовка. Люди выпивали, кричали, включали музыку. Чувство несправедливости присутствует, потому что все же остаются те люди, которым совершенно безразлично. Есть неприятные моменты, но это исключения. В основном, люди счастливы, и это дает мотивацию по возвращению назад драться еще упорнее за эти моменты счастья других людей.
– Сейчас люди разделились во мнении, может ли украинец на мирной территории позволять себе развлекаться, пока наши военные дерутся за нас на передовой. По вашему мнению, есть ли сейчас у людей моральное право, например, пойти в ресторан, посидеть с друзьями и посмеяться?
– Я считаю, что люди обязаны жить нормальной жизнью, потому что когда они находятся в стрессе, это очень негативно влияет на психику. После победы нам нужно строить страну, должны быть люди, которые останутся адекватными, нормальными. У них не будет такого же посттравматического синдрома, как у военных. Потому что даже гражданский, просто сидящий месяцами дома и листающий ленту с ужасными новостями – у него "поедет крыша". Без этих развлечений, без этих моментов релакса и отдыха люди просто станут массово не очень нормальными - и это страшная проблема.
Не у всех такая позиция как у меня. Многие воины смотрят на ребят, которые здесь гуляют, визуально ничего не делают и не воюют - и это вызывает чувство несправедливости. Но я, например, очень рад, что люди продолжают жить, отдыхать. Нам нужно вернуться в город и страну, которая будет нормальной, а не израненной очень сильно войной.
– С начала полномасштабного вторжения россии в Украину вы были на Киевщине. Расскажите вашу историю пребывания там и о вашем первом столкновении с врагом. Что вообще наблюдали?
– Когда россия уже подвела войска к границам, стало ясно, что будет война. Потому что передислокация такого количества людей, вооружения и снаряжения забирает слишком много ресурсов, чтобы это происходило просто так.
Несколькими днями ранее я уволился с работы, простился с друзьями, с семьей, собрал все вещи и должен был отправляться на нашу базу в Мариуполь. За день до вторжения меня и моего побратима командование остановило и сказало: "Поедете на следующий день". На следующий день уже начались обстрелы по всей стране. Это не было каким-нибудь сюрпризом. Я собрал баул и проехался на наши базы на Святошин, там уже собрались все наши "азовцы", и мы начали привлекать людей, добровольцев как тероборону. Оттуда уже начались выезды. Мы учредили базы в некоторых местах в Киеве и начались бои под столицей.
Честно говоря, был большой контраст, потому что я воевал в 2015 году в Широкино, в Гранитном. Тем не менее, это была более окопная война. Там были танки, артиллерия. Но тут, когда под Киевом летали самолеты и вертолеты, летали беспилотники и дроны-камикадзе, которые просто зависали над головой, резко падали в окопы и взрывались. Ну и профессионалы – здесь действительно были их элитные подразделения. Они очень не хотели умирать и очень осторожно сражались.
Поэтому я был очень возмущен, когда в СМИ говорили, что мы против бомжей воюем, как бабушки коктейлями Молотова танки останавливают и так далее. То есть это, с моей точки зрения, определенное обесценивание того, что мы делаем.
Я, например, занимался психологией и недвижимостью в мирное время. А люди, пришедшие сюда, даже настоящие орки - они всю жизнь тренировались и учились убивать. Когда произошло это противостояние, оно было очень жестким. Мы сражались с профессионалами.
– Давайте поговорим о ситуации на Донбассе. Как вы оцените то, что сейчас там происходит? Какие силы имеет там враг?
– Как всегда, их очень много, у них много артиллерии и танков. Несмотря на то, что техника старая, танк – это все равно танк. Это страшное оружие на поле боя. Но украинцы делают просто какие-то невероятные вещи. Мы, даже не имея той поддержки, которую нам обещали, останавливаем безумные штурмы. Более того, понемногу идем вперед. Я бы сказал, что у нас достаточно оружия, чтобы держать штурм, но недостаточно для того, чтобы идти в наступление.
Донецкая и Луганская области, где я участвую в операциях, – это сплошные поля. Когда у них артиллерия вдвое дальнобойнее нашей, довольно трудно идти на штурм. Например, я оператор Javelin. Он стреляет на 2,5 километра, а вражеский танк – на 4-5 километров. Пока я приду к нему, он уже много раз успеет меня увидеть и расстрелять. Но если я сижу в окопе в обороне, мне гораздо проще его остановить. Таким образом, силы совершенно не равны.
Но по перехваченным разговорам мы слышим, какое у россиян состояние. У них моральный дух очень сильно падает, они все больше не хотят воевать, идти на штурм. Мы убиваем их в огромном количестве просто, и до них уже доходит, что они не хотят умирать.
– Как вообще Javelin себя показывают на поле боя?
– Не все установки, которые нам дали, работают нормально. Javelin – это довольно тяжелый прибор для уничтожения танков, потому что его нужно правильно настроить. Там многое может пойти не так. Разряжаются батареи, нужно настроить картинку, нужно, чтобы система работала корректно.
Наши воины настоящие психи в этом смысле. К примеру, нам провели двухдневный тур по работе с Javelin, хотя американцев учат 200 часов перед тем, как дать установку. У нас это все гораздо быстрее. Бывали ситуации, что я целюсь в танк, танк целится в меня, а у меня установка не запускает ракету. Не очень приятное чувство - но вот так.
– Расскажите о вашей первой подбитой российской технике? Какие эмоции тогда были, как это происходило, из какой техники стреляли?
– Это был NLAW. Похожая по мощности установка на Javelin, но она стреляет на гораздо меньшие дистанции – до 600 метров. Мы были в одном из сел, и просто внезапно выскочила их БМП и стала крупнокалиберным пулеметом прошивать дома. У нас не было ничего, чем ее можно подбить. Мне просто повезло, что я пообщался с другой позицией Вооруженных сил, где напомнили о лежащем у нас NLAW. Спросили, кто умеет стрелять. Я сказал, что я умею, хотя мне только рассказали, как это делается, я никогда не стрелял. Но когда наши все легли на землю, нас расстреливают из крупнокалиберного пулемета, все кричат: "Брейк, если ты не уничтожишь эту БМП, нам всем капец".
– А какой самый серьезный "улов" у вас был? Может быть, подбивали современные российские танки?
– Мне пока не удавалось, потому что я пехотинец с NLAW. Как-то я взвесил все свое оборудование – это около 50 килограммов. Бегать с ними по полю и гоняться за танками довольно тяжело. Они отстреливаются и уезжают.
Но есть хорошие новости для нас, мне выдали квадроцикл, теперь на него устанавливают Javelin. И уже я буду за ними гоняться. Я успел уже пройти учебу в Киеве, поездил немного на квадроцикле, успел перевернуться. Хорошо, что здесь, а не в бою.
– Вы представляете ССО "Азов". Объясните, как работает эта структура, кому вы подчиняетесь, если эта информация открыта.
– К сожалению, она не очень открыта. Если коротко, здесь воюют бывшие бойцы полка "Азов" и гражданские добровольцы, которые присоединились к нам во время полномасштабного вторжения.
– То, что у вас есть аббревиатура ССО – это не просто так. Вы работаете над задачами, где задействованы спецназовцы, я правильно понимаю? Это глубинная разведка, вы выходите не только на линию фронта, но и в минус.
– Да, у нас есть специфические задачи. После победы, думаю, будет возможность больше рассказать о нашей работе, которая сейчас не видна. Но хватает задач.
– Вы как-то рассказывали о случае на фронте, когда оккупанты подошли к вам сдаваться, а вместо этого начали обстреливать. Что вы можете сказать по поводу того, как они действуют?
– По-разному действуют. Этот бой запомнился, потому что был одним из первых. Тогда вражеское подразделение заехало на своих БМП почти к нам в окопы – метров двадцать от нас. Были крики "мы сдаемся, не стреляйте". Действительно, двое их бойцов даже выбежали к нам. Мы кричали: "Бросайте оружие на счет три и глушите мотор". Когда мы подошли к счету два, они за это время установили пулемет и начали стрелять по нам. Вышло так, что они убили двух своих, выбежавших к нам сдаться. То есть это было и коварство такое, потому что кто-то действительно хотел сдаться в плен и не хотел драться. Это как раз были "днровцы".
– А это мог быть какой-то заградотряд?
– Могло быть и такое. Многих из оккупированных территорий заставляют идти воевать. Они не очень-то хотят это делать. Там были уже люди по 55 лет, деды какие-нибудь. У некоторых из них было удостоверение, что они уже были в плену на нашей территории. Их снова заставили идти воевать.
– Случалось ли, когда россияне просто подходили и сдавались?
– Бывало такое на смежных позициях. От нас буквально в 500 метрах стояли подразделения и было, что к ним враг выходил полем и просто шел сдаваться.
– Поговорим о трофейном оружии. Что интересного удалось получить?
– Это такой вопрос. Оно сначала звучит романтично, словно перебил врагов, унес их оружие. Но оно насыщено такой негативной энергией, что его очень долго даже брать в руки не хочется.
Трофеили много. Подбивали технику, забирали БМП, разные крупнокалиберные пулеметы, танковые пулеметы, меч-катану нашли у них в БМП. Это было весело. Я не знаю, зачем они в атаку ехали с ним. Причем, он, скорее всего, сувенирный, а не настоящий. Бывало, русские сухпайки забирали. Мы были в полуокружении, нам не могли привезти никакую еду, а наши консервы одни и те же за несколько дней просто невозможно есть. Хорошо, что враги на нас нападали, мы могли их уничтожить и забрать их не очень вкусную, но все же немного другую еду.
