"Боги войны". Так называют украинских артиллеристов. Приобретенное боями и кровью мастерство не раз и не два играло решающую роль в боевых столкновениях. Но даже среди "богов" есть своя иерархия. Так, едва ли не самым страшным оружием войны на Донбассе считаются ракетные системы залпового огня "Смерч" и "Ураган".
О том, какой стала эта война для тех, кому покоряется это разрушительное оружие, "Апостроф" расспросил у командира 8-й батареи 3-го реактивного артиллерийского дивизиона 27-й отдельной реактивной артиллерийской бригады АНДРЕЯ ШЕЙКО.
Андрей Шейко – кадровый военный. "Родители послали учиться на военного, потому что плохо себя вел в юности", - шутит он. Впрочем, часть правды в том, что выбор профессии и рода войск был в какой-то мере определен заранее, есть: Андрей родился и вырос в Сумской области, где дислоцируется знаменитая 27 реактивная артиллерийская бригада (до 2015 года – полк реактивной артиллерии). В эту часть молодой офицер пришел в 2010-м, а уже с 2012-го ему доверили командование батареей РСЗО 9К57 "Ураган" – оружием, которое за считанные секунды может выжечь площадь в 35 гектаров. Оттуда же, с ППД родного полка в городе Сумы, в начале марта 2014-го возглавляемое Андреем подразделение отправилось защищать границы Украины. И, как выяснилось позже, воевать.
- Когда для меня началась война? Наверное, 5 марта. 2 марта было объявлено о необходимости приведения войск в полную боевую готовность, а через три дня наша часть уже сформировала две сводные батареи – из контрактников, которые были на то время. Штатные батареи на тот момент были сокращены настолько, что это противоречило здравому смыслу. Например, в моей батарее по штатке было всего 17 человек, из них всего 7 человек водителей. Это при том что у нас было 18 машин. И когда нас подняли по тревоге, выехать должны были они все. А в каждой машине должно было быть по 5 человек экипажа. Их надо было где-то взять.
- И где взяли?
- Из других подразделений части собрали людей и сформировали две батареи, 7-ю и 8-ю. В дивизионе их должно быть три, но на третью у нас не хватило людей. Наш дивизион было решено отправлять по тревоге.
- Почему?
- Это уже не мне судить, это было решение командира. И, получив приказ, мы отправились на слаживание в пгт Гончаровское Черниговской области на полигон.
Впрочем, я немного забегаю наперед. Потому что до полигона нам сначала пришлось добираться. Как мы ехали – это отдельная история. Проблемы начались еще в самом начале следования к Гончаровскому своим ходом.
- В чем заключались трудности?
- Дело в том, что техника с 2010 года, как я служу в части, топлива не видела вообще. Стояла сухая-пресухая в боксах.
- То есть вы не представляли, на ходу ли она?
- Когда я принимал должность командира батареи, я не имел возможности даже завести свои машины, чтобы посмотреть, исправны они или нет. На то время заведенная машина – это был нонсенс. И если где-то кто-то таки заводился, то сбегалась вся часть, чтобы просто посмотреть, как работает техника...
- Это было бы смешно, если бы не было войны.
- Да, если бы не было войны... А зимой, где-то за месяц до аннексии Крыма, нам вдруг выдали топливо. Литров по 5-10 на машину – просто чтобы завести и проверить боевую готовность. Этого было очень мало, но мы завели то, что смогли завести. Что не заводилось – нам дали неделю на выявление и устранение неисправностей.
Все бросились заводить машини. Техник у меня постоянно работал, старший прапорщик Рахманов Константин Александрович, который является настоящим специалистом своего дела. Он с теми машинами возился едва ли не круглосуточно. А я ему помочь мог разве тем, что ключи подносил. Я в технике разбираюсь мало. А "Ураганы" – серьезные машины, габаритные, в незаряженном состоянии весят 15 тонн, своя специфика там. Например, два двигателя равноценны, один отвечает за колеса справа, второй – слева. И эти двигатели должны работать синхронно, чего, на самом деле, очень непросто достичь.
Реактивные системы залпового огня "Ураган"
- Интересно, почему это вдруг вообще возникла идея такой проверки...
- Я до сих пор этого не знаю. Мы получили указание завести технику и мы его выполняли. Боевую готовность должна проверять специальная комиссия. Правда, под боевой готовностью понималось, что машина просто завелась, хотя бы один двигатель. Про какую-то синхронизацию двигателей или то, чтобы техника ездила, тогда речь не шла.
С горем пополам мы в течение месяца позаводили все машины. А вскоре нас подняли по тревоге и нам пришлось ехать на них.
Всего наш маршрут от ППД до полигона в Гончаровском составлял около 400 км. Но преодолевали мы их трое суток. Потому что как только выехали – машины начали останавливаться, через 100 м, 200 м, километр, 5, 25... Очень много тогда поломалось техники. Ведь все же застоявшееся было. Элементарно, какие-то резиновые патрубки были настолько древними, что просто сгнили. Только даешь немного давления двигателю – они не выдерживали и лопались. Тогда можно было видеть немало машин вдоль дорог...
Что приятно удивило – это то, с какой готовностью и как массово бросалось помогать нам местное население. Тогда все же были на подъеме...
- А чем они могли помочь, учитывая сложность техники?
- Ну вот едет человек на своей машине, видит нашу машину на обочине, останавливается, залезает на двигатель, спрашивает: что там? Ты ему на пальцах объясняешь. А если водитель уже остановился, то хочет хоть как-то помочь. Он понимает, в чем проблема, и какие-то патрубки или ремни может купить и привезти. А, вместе с тем, люди еще и перекусить нам привозили. Потому что нам же дали всего по одному сухпаю на руки – планировалось, что мы утром выедем, а вечером уже будем на полигоне. Никто и подумать не мог, что счет пойдет не на часы, а на дни. Я, например, ехал своей машиной три дня. И ночевали в тех машинах... Все было.
Но, в конце концов, мы добрались сначала до Ични (Черниговской области, - "Апостроф"), зарядились там, потому что снаряды к нашим машинам нельзя в Сумах хранить – только на специализированных складах с соблюдением ряда специальных условий. А на следующий день машины, которые могли ехать, поехали уже на полигон.
Первая неделя у нас прошла в таком стрессовом, шоковом состоянии. Мы уже начали понимать, что за день-два ситуация, которая сложилась в стране, не завершится. Офицеры начали осознавать, что надо готовиться к чему-то серьезному. И мы начали готовиться, как могли.
- Что делали?
- Топлива у нас было достаточно. Уже часть выделила нам квалифицированные ремонтные команды, которые, как только что-то ломалось, брались восстанавливать. Поэтому ремонтники работали с техникой. Я, например, занимался чисто слаживанием своего подразделения по выполнению задач по наведению машин, ориентированию, перемещению, выполнению огневой задачи, оставлению огневой позиции и тому подобное. Началась чисто боевая работа. Где-то на протяжении двух недель мы занимались ею очень интенсивно.
А потом объявили первую волну мобилизации. И мы с командиром 7-й батареи поехали в Сумы, получать мобресурс. Тогда у меня по военному штату в батарее оказалось 93 человека. Кто-то из них срочную службу проходил еще при Советском Союзе, кто-то – уже в украинской армии, где не было горючего, не было ничего... Им всем обещали в военкоматах, что они всего на две недели приходят на слаживание. Мы с ними поехали в Гончаровское. И началась настоящая подготовка.
На самом деле, это было для меня сложно. У меня же до того в штате всегда было 17 человек, а "живых" – и того меньше, человек 10 всего. А здесь – 93!
- Почти в десять раз больше.
- Да. И они пришли всего на две недели. А дальше – по домам.
- Вы тогда еще не понимали, что речь идет далеко не о двух неделях?
- Нет, не понимали. Тогда много конфликтных ситуаций возникало. К моменту прихода мобилизованных мы уже привели в порядок машины, нас уже обеспечили горючим. Надо было проводить слаживание со всем личным составом, за что мы немедленно и взялись. Но даже мы, офицеры, сами не понимали, действительно ли они пришли на две недели или на дольше. Так какой смысл мне в них что-то вкладывать, распинаться перед ними, если через 14 дней они уйдут?
Но раз уж учебные часы выделены, топливо есть, то надо все это использовать хоть немного эффективно. И мы начали заниматься. Проводили занятия по звеньям. Кто-то там транспортно-заряжающие машины (ТЗМ) заряжает, кто-то на боевых машинах, кто-то в обеспечении места расположения. Распределились и пошло дело.
Первое, с чем мы столкнулись – употребление алкоголя. Очень распространенное явление оказалось. Я сначала себе думал, что мобилизованный личный состав на адреналине и в состоянии алкогольного опьянения на следующий день придет в себя и настроится на службу. Но смотрю: день, два, три – а оно все не прекращается. И когда уже я начал выдавать людям оружие и боеприпасы, то стало очевидно, что надо принимать жесткие меры. Потому что по-нормальному до людей не доходит...
В Гончаровском мы пробыли совсем недолго, дней 5. Как только разбили лагерь в лесу, на территории заброшенной военной части, так пришла директива от начальника Генерального штаба, что три наши батареи, 7-я, 8-я и уже сформированная на то время 9-я, должны разъезжаться в разных направлениях, чтобы прикрывать российско-украинскую границу в Сумской области. 7-я и 9-я батареи стали в Конотопе, а моя 8-я – под городом Ромны, в селе Ярмолинцы. Нас к ним направили в поддержку, на случай нападения с севера. Там от границы с Россией до Сум – около 60 км всего. Это очень и очень мало...
И вот наша часть уже была в Сумской области, а остальные дивизионы еще оставались в Гончаровском. У нас было где-то месяц-полтора на реальное боевое слаживание уже полным составом, с мобилизованными. И уже пока мы доехали из Гончаровского в Ярмолинцы, то в нашей батарее были первые потери...
- Да вы что? Что случилось?
- Один из военнослужащих отказался управлять транспортным средством. В директиве было сказано, что мы должны совершить марш протяженностью около 300 км. Мы весь день перед выездом получали матсредства, готовили машины... А эти люди, которые только что пришли, хоть и прошли какое-никакое обучение, но за два дня разве толком научишь чему? И представьте – он за эти пару дней проехал ну от силы 500-1000 м. А здесь надо осуществлять реальный марш...
И когда люди начали осознавать, что это уже не шутки, тем более ночной марш, один военнослужащий отказался. Сказал: "Я не сяду, это для меня очень большая машина, я не могу ехать". Но водителей у меня лишних не было, все, кто имел права категории "С", и так были водителями. Надо было искать выход из ситуации. Помню, выстроилось все подразделение, а я стоял перед ними и спрашивал: кто имеет права и может сесть за руль этой машины? Руку поднял лишь один солдат, Владимир Вдовенко. Говорит: "Я могу. Я пробовал ехать, поэтому не боюсь". Я ему тогда ответил: "Хорошо, давай". На то время в связи с отсутствием опыта я тоже не мог предвидеть того, что случилось дальше. И не придал этому эпизоду особого внимания...
- Я так понимаю, что-то пошло не так?
- Это было 13 апреля... Уже на подъезде к Ромнам этот парень не справился с управлением... Машина уже была заряжена, весила около 20 тонн. А еще во время завершения марша в машине возникла неисправность (не работал генератор, не давал зарядку на аккумулятор). И он, спускаясь с горки на мост, за которым снова был подъем, набрал разгон, чтобы выскочить на гору. Но не справился с управлением, вылетел через отбойники, машина перевернулась и двое военнослужащих, которые были в кабине, погибли, а один выжил, но долго проходил психологическую реабилитацию. И понятно, что из армии его уволили.
Было проведено расследование. Меня никто в случившемся не винил, я объяснил, как оно было... Но потом, когда было много разных ситуаций, я всегда думал о возможных последствиях.
- Ну, знал бы, где упадешь...
- Да. Потом все уже поняли, что это не шутки. Личный состав также на меня не обижался, все понимали, что такая ситуация была. Но после этого люди уже без возражений использовали каждую возможность, чтобы учиться. Горючее у нас было в неограниченном количестве, давали для проведения учений, так уже каждый пробовал ездить ночью, учился действовать в различных нестандартных ситуациях. У ребят выработалось более ответственное отношение ко всем этим задачам.
- Итак, вы прибыли в Сумскую область. Что было дальше?
- Пять дней мы провели в Гончаровском, в течение следующих пяти мы уже разместились под Ярмолинцами. Пока туда-сюда, а личный состав начал говорить, что вот-вот заканчиваются две недели, нам уже надо ехать домой. А какое может быть домой? Никто и не собирался даже их распускать... Пришлось вызвать представителей военкоматов, которые их призывали, чтобы объясняли людям, что происходит. Потому что я и сам ничего не знал. Мне-то все равно служить. Я получил приказ и выполняю его. А у мобилизованных же работа, семьи. Люди явно не рассчитывали, что задержатся больше, чем на две недели. И им с самого начала кто-то зачем-то вбил в головы эту мысль: это всего на две недели. Возможно, в тех же военкоматах верили, что вот все закончится. Что приведем Вооруженные силы в полную боевую готовность и Россия побоится... Кто его знает, кто там что думал. И представители военкоматов приезжали, говорили с людьми...
- Их не били хоть за то, что обманули?
- Нет, их не били. У нас такого не было и быть не могло. У меня же кадровые офицеры были, ко мне пришел только один мобилизованный заместитель командира батареи по вооружению Александр Зыков – очень грамотный в своем деле специалист. Любую машину за ночь мог на ход поставить. Ну вот дано человеку.
Все сознательные, патриоты. Поэтому со всеми удавалось находить общий язык. Люди после разговора с представителями военкоматов смирились с тем, что они здесь надолго. Кому надо было срочно решить какие-то семейные вопросы, тех через командование отпускали домой. Да и на выходные частично отпускали людей, потому что все ребята были из Сумской и Полтавской областей. Ну и готовились уже серьезно.
- Вы ожидали, что россияне попрут через границу?
- Ожидали. Отрабатывали плановые цели, выезжали на условные огневые позиции, осуществляли разведку местности. Я ездил с водителем командирской машины разведывать позиции, чтобы понять, где можно поставить батарею, чтобы ее меньше было видно, как и куда можно коммуникации подтянуть, рельеф... Постепенно "обживались", словом. Утром – учеба, вечером – свободное время...
- С "аватарами" на то время уже разобрались?
- Своего опыта в этом у меня тогда не было, поэтому мы позаимствовали опыт 24 бригады. Который был, возможно, не совсем гуманный, но действенный. Таким образом мы начали применять и у себя.
- Помогало?
- Да, это было довольно эффективно. У людей в руках было оружие, и они сами понимали, насколько может быть опасен человек с оружием в нетрезвом состоянии. Поэтому данные методы касались всех подряд – борзых, здоровых, старых, молодых. Без сожаления. Потому что вот сейчас ты его пожалеешь, а он беду натворит. Так воспитывали. И люди реально менялись. Потому что даже 50-летний "бугай" здоровый, который считает себя пупом земли, после определенных мероприятий менял свое поведение. Поэтому с "аватарами" мы разобрались достаточно быстро.
Ну, и отношения в коллективе, вероятно, сыграли свою роль. Человеческие отношения между рядовыми и офицерами – это было эффективно. И помогло мне в самом важном – достижении слаженности моего подразделения, его управляемости и обучаемости. Возможно, именно поэтому именно наша 8-я батарея первой из нашей бригады выехала в зону АТО.
- Опять первые? Когда это произошло?
- Нам пришло распоряжение, что 29 июня мы уже должны быть в подчинении штаба АТО. Он тогда находился в селе Долгеньком Харьковской области, на границе с Донецкой. Перед самым маршем восемь человек отказались ехать в АТО.
- Почему?
- Тогда уже очень активная пропаганда пошла в российских и сепарских СМИ. Среди тех, кто отказался, большинство были мобилизованными водителями. Они же шли сначала на две недели, остались дольше лишь потому, что представители военкоматов пригрозили им уголовной ответственностью за невыполнение требований уставов. Поэтому они просто ходили себе. И не мешали, но и пользы особой не приносили.
Но когда речь пошла о том, чтобы ехать на Донбасс, восемь человек отказались. Среди них и тот, кто в свое время отказался садиться за руль.
- Ну, восемь человек из почти 100 – не так и много.
- Их сначала было около 30. Мобилизованные. Они боялись ехать на войну первыми. Почему-то решили, что мы – цель номер один. Что мы не доедем до пункта назначения. Что нас там уже ждут... Пришлось уговаривать людей, говорить с ними.
- Как убеждали?
- Строил, подводил к тому, что если не мы, то кто? Говорил каждому: ты же уже месяц учился, уже знаешь свое дело, я уже могу тебе полностью доверять... Так с офицерами становились перед людьми и общались. А что оставалось делать?
- А те, кто отказался? Была для них уголовная ответственность?
- Нет, тогда такого не было.
- Тогда вам действительно повезло, что так мало отказалось...
- Да. После нас выдвигалась другая наша батарея, так им уже нас в пример ставили. Говорили: вот, там ни один не отказался, а у вас... Несколько приукрашивали реальность, словом.
И, знаете, с теми людьми, с которыми мы тогда воевали, в 2014-м, мы общаемся до сих пор. Каждый год собираемся в Сумах 14 октября. Еще когда они демобилизовались в 2015-м, я сказал им, представителям первой волны: день 8-й батареи – 14 октября. Призываю всех в этот день собираться, общаться, дружить. И люди собираются. Тем более, что сейчас это уже официальный выходной. А волонтеры нашли спонсоров, которые финансируют эти встречи. А эти восемь, которые тогда отказались – так получилось, что никто из коллектива их не ждет, никто их за своих не признает, и связь с ними давно потеряна...
Но это я уже отвлекся. В АТО мы приехали без приключений. Каждый водитель тогда уже знал специфику своей машины, как ею управлять, что делать в случае поломки. Если что и случалось, то проблемы решались очень быстро. Поэтому 600 км от Сум до пункта назначения мы преодолели своим ходом быстро.
Мне тогда еще дали людей дополнительно, поэтому выезжал я со 114 людьми: 93 моих, личный состав обеспечения и транспорт обеспечения. На самом деле, многие рвались в бой тогда. На тот момент АТО уже вошла в активную фазу, а мы выдвигались аж 29 июня, почти месяц спустя после начала. Но люди смотрели телевизор, знали, что идет война, и те, кто желал заменить тех восьмерых, нашлись без проблем. Поэтому мое подразделение было укомплектовано на 100%. Так что у меня еще 20 человек прибавилось.
Продолжение интервью читайте на "Апострофе" в ближайшее время
