Журналистка "Апострофа" Юлия Забелина пообщалась с доктором юридических наук, профессором, адвокатом, народным депутатом от фракции «Слуга народа», председатель комитета Рады по вопросам финансов, налоговой и таможенной политики Даниилом Гетманцевым на острые актуальные темы. Причем не только экономического характера.
- На днях всплыла переписка в одном из фракционных чатов о том, что депутаты вашей фракции хотят увольнения главы Нацбанка. Далее последовало заявление Якова Смолия об отставке с поста председателя НБУ, в котором говорилось о политическом давлении.
- Для меня заявление Якова Смолия об отставке стало неожиданностью. Я не видел оснований для увольнения главы Нацбанка, в первую очередь, юридических (до заявления) и не рассматривал такую перспективу серьезно. Более того, я не видел и фактических оснований для отставки главы Нацбанка, потому что хоть ошибки в работе и были, но у кого их нет? Мы должны объективно оценивать деятельность Национального банка.
Возьмем валютную либерализацию. Она была проведена успешно, в соответствии с законом. Национальный банк в марте этого года успешно справился с тем, что происходило на валютном рынке без применения административных мер.
Некоторые депутаты комитета считали, что административные меры нужны. Однако Нацбанк настоял на своем, и он оказался прав.
С другой стороны, очевидны его ошибки. К примеру, негативные последствия для экономики после в целом резкого укрепления курса гривны во второй половине 2019 года.
Но надо отметить положительный результат Национального банка в достижении макроэкономической стабильности. У нас минимальная инфляция – 1,7% в мае.
- Учитывая на такие серьезные вызовы.
- Это правда. У нас в 2019 году инфляция значительно уменьшилась, еще до всех потрясений.
Потом у нас минимальная учетная ставка НБУ за всю историю – 6%.
Но с другой стороны у нас обескровленная экономика вследствие отсутствия дешевого кредита. И это серьезная проблема. У нас нет дешевого кредитования, у нас бизнес не может получить гривну, да и доллар по нормальным ставкам. Это серьёзная проблема, которую Национальный банк должен также решать.
Хотя, я хочу отметить, что Национальный банк стал корректировать свою политику в последнее время.
- Это после того, как вы выдвинули претензии?
- Нет, почему? Это абсолютно не касается нашего проекта постановления (постановление об оценке деятельности Смолия, - Апостроф). Это касается переговоров с Национальным банком, встреч неоднократных, которые проводят в первую очередь президент и премьер.
Он стал корректировать свою политику. И мне кажется, что пришло понимание того, что он не живет в вакууме. А до этого такое понимание было.
Национальный банк должен понимать, что обеспечение его конституционной цели – это ценовая стабильность и стабильность гривны, она не может идти вразрез и не может вредить другим целям Нацбанка, в первую очередь стимулированию развития экономики. Если мы, скажем, значительно укрепляем гривну, то это может, в конце концов, спровоцировать инфляцию через разные финансовые механизмы.
Поэтому наше постановление, которое мы поддержали на комитете, - это элемент дискуссии с Национальным банком, в которой мы находимся постоянно. Мы постоянно встречаемся, дискутируем, мы обмениваемся мнениями по тому или иному вопросу, понимая и подчеркивая независимость Национального банка. То есть мы не обязываем его делать что-либо. Мы просто поднимаем темы, которые нам кажутся важными.
- А было ли политическое давление?
- Для меня это был главный вопрос отставки и, к сожалению, я не услышал от Якова Васильевича подтверждения какого-либо давления. Обсуждение влияния политики НБУ на экономику в целом - да было. Дискуссия о вариантах выхода из кризиса – да, была. А в чем, собственно, давление? Каково будущее страны при учетной ставке 17,5% год назад и 6% сейчас? Это что не надо было обсуждать, моделировать?
Я считаю это абсолютно нормальной дискуссией, которая имеет право на существование между всеми органами власти. Она была и будет полезной. При, подчеркну, конечно, осознании всеми участниками независимости НБУ и его самостоятельности в принятии решений.
И давайте будем откровенны, объем гарантий независимости, содержащийся в законе о Национальном банке, беспрецедентен. На председателя правления вообще вряд ли кто-то сможет повлиять. Да, была проблема с акциями протеста перед Нацбанком. Однако писать заявление через полгода после того, как они завершились, согласитесь, не логично. Поэтому я не понимаю действительных истоков такого неожиданного решения Якова Васильевича.
- Сейчас каких-то кандидатур, скажем так, у вас…
- Нет. У меня так точно.
- То, что в СМИ всплывали фамилии определенные.
- Может, у кого-то другого.
- Лавренюка, например.
- У меня точно нет.
- Я имею в виду у вас в целом как у депутатов, у фракции, комитета.
- На фракции этот вопрос не поднимался. В Офисе президента при мне, во всяком случае, до заявления этот вопрос не поднимался. После, конечно, проводились консультации. И проводятся сейчас.
- Прекрасно. По поводу нулевой, скажем так, или разовой декларации, закрывая тему Нацбанка. Скажите, какие основные положения или принципы закона о разовой декларации?
- Смотрите, первое, на что надо обратить внимание, амнистия – это дело добровольное. У нас есть несколько целей. Первая и основная цель – это дать возможность людям, нашим гражданам выйти в белую, то есть подвести черту под своим финансовым прошлым 28-летним, может, даже при Советском Союзе и начать свою финансовую историю с нуля.
Вторая задача – это привлечь инвестиции в Украину за счет тех денег, которые находятся «под матрасом». По разным расчетам более 80 миллиардов долларов находятся под матрасами здесь, в Украине.
- Интересные подсчеты.
- Это не мои подсчеты, это подсчеты наших экономистов, экспертов. И разные суммы денег, которые были выведены в разное время за границу - мы хотим вернуть в экономику.
И третья цель – это фискальная цель. Она касается наполнения бюджета, хотя я не делаю на ней акцента.
- Вы сказали, что это добровольно. А что будет сподвигать людей идти на это?
- Смотрите. Вы открывали счет за границей?
- Нет.
- Попытайтесь открыть во Франции счет даже на тысячу евро. У вас потребуют происхождение денег. И это не только Франция или Швейцария. Это общемировой тренд, по которому мы тоже, хотим мы этого или не хотим, но будем идти, если мы хотим оставаться в цивилизованном мире, а не на его обочине.
Белые деньги уже сейчас стоят намного больше, чем черные. И если мы с вами хотим через пять лет каким-то образом использовать свои деньги легально, то мы должны понимать, что у них должна быть своя история. Мы должны смочь доказать их легальность.
Кроме этого, мы включаем механизмы, принятые в законе, такие как, например, BEPS. Это закон №466 (нашумевший законопроект №1210), которым мы вводим ограничение по уклонению от налогообложения с использованием низконалоговых юрисдикций, в т.ч. налогообложение контролируемых иностранных компаний.
- Скандальный законопроект.
- Очень хороший законопроект. Я считаю, один из лучших законопроектов за всю историю налоговой системы.
Мы делаем это одновременно с обменом налоговой информации. То есть если у вас есть активы за границей, мы об этом будем знать через год. И это тот кнут, который заставит людей выйти в белую.
Но у нас есть пряник: мы даем пониженную ставку, мы даем возможность выйти в белую, мы даем возможность начать с чистого листа. Общая ставка 5%, как говорил президент в своей программе предвыборной. Эти 5% берутся с денег, которые вы размещаете на счету, 9% с активов, в т.ч. денежных средств на счетах, которые у вас находятся за границей и 18% с денег, которые у вас в наличной форме находятся здесь, то есть вы их можете не показывать, а заплатить 18%.
Кроме того, есть пониженная ставка 0% на корпоративные права и 2,5% на деньги, вложенные в ОВГЗ специального выпуска. Вы можете купить облигации государственной ссуды, заплатить в два раза меньшую ставку, чем 5% и легализовать таким образом свои деньги.
Что еще? Надо обязательно уточнить, что декларации, которые будут поданы в рамках амнистии не могут быть доказательством в любых других судах. Чтобы люди были спокойны, что их не привлекут по этим декларациям за какие-то другие правонарушения. Но мы не освобождаем от коррупционных правонарушений, от ответственности легализации денег, добытых преступным путем. То есть если они там что-то заработали на наркотиках, мы освобождаем только за уклонение от налогообложения, но не освобождаем от ответственности за наркоторговлю.
При разработке проекта амнистии мы взяли за образцы налоговые амнистии Аргентины и Индонезии. Это свежие налоговые амнистии, которые были проведены странами вот в такой же период перед введением антиBEPS, как мы это делаем.
- Следующим логичным шагом после этого всего является всеобщее декларирование. Будет ли оно вводиться и когда? Не станет ли оно элементом тотального контроля?
- Я лично приверженец всеобщего декларирования, но мы отказались от идеи введения всеобщего декларирования. Мы заменили этот подход на подход более мягкий для налогоплательщиков. Мы будем на первом этапе вводить налоговое декларирование, стимулируя налогоплательщика путем кешбека. Государство будет платить налогоплательщику несколько процентов от суммы налога, им уплаченного, если он подает налоговую декларацию. Налогоплательщик будет сам заинтересован в подаче декларации.
- По поводу ФОПов. Планируется ли для них упразднение льготной ставки по налогообложению в 5%?
- Нет.
- Обсуждаются ли какие-то другие варианты реформирования системы ФОПов, возможно, вплоть до какого-то полного упразднения?
- Нет. Здесь просто нет другого ответа. Не обсуждается. Мы обещали не повышать ставки.
- Учитывая еще, что были протесты ФОПов.
- Протесты ФОПов – это вообще от лукавого.
- Почему?
- Потому что. Если вы зарабатываете пять миллионов в год, сейчас уже семь миллионов, мы увеличили лимиты. И государство вас просит: пожалуйста, учитывайте ваши операции через е-чек. Вам это ничего не будет стоить. Вы скачаете с сайта налоговой программное обеспечение бесплатно на свой телефон и будете при помощи телефона учитывать продажу товаров потребителям
. Упростите свой учет, который вы и так ведете в тетрадке. Потребитель будет получать чек тоже в электронной форме. Хотите, стационарный аппарат - устанавливайте, хотите, - не устанавливайте стационарного аппарата. Как хотите, так и делайте. Но больше мы вас ничего не просим делать, - только учитывайте свои операции.
И это всего лишь даст возможность государству определить, семь миллионов у вас в год оборот, или 27. Это дает возможность отделить огромные предприятия, сети, которые работают под видом ФОПом от реальных ФОПов. И это даст возможность противодействовать контрабанде.
Большие сети, интеренет-магазины не согласны с этим, естественно. Никто не хочет платить налоги.
Но пройдитесь по Крещатику. Вы заходите в магазин и покупаете телефон, и вам дают не фискальный чек, а товарный чек от ФОПа. Это же хамство, чтобы не выразиться более нецензурно, понимаете? Так же не должно быть.
- Я так предсказываю, что будут еще дискуссии продолжаться?
- У нас есть законопроект, которым мы несколько смягчаем нормы законов №128, № 129, принятых осенью. Мы прислушались к тем предпринимателям, которые, скажем так, действительно, не представляют большого интереса для фискального контроля. Мы их освобождаем от регистратора расчетных операций или е-чека по критериям определенным, по метражу их заведений, где они предоставляют свои услуги, товары свои продают.
- Вы уже вспомнили законопроект № 1210, который с чьей-то легкой руки получил название "налоговый террор". То, что озвучивают сами бизнесмены, что они сейчас ждут внесения поправок.
- Мы недавно утвердили на комитете перечень поправок к этому закону. Это компромисс.
Гетманцев эксклюзивно предоставил "Апострофу" проект этих поправок:
Сам по себе №1210 (или №466) - это мощный антиофшорный закон. А эксперты, которые говорят о налоговом терроре, на самом деле не читали закон.
Если бы они прочитали, то для них бы открылось то, что этот закон на самом деле не такой плохой, как им кажется. Там огромное количество нововведений в пользу налогоплательщика.
Мы делаем ускоренную амортизацию, мы разрешили производственный метод амортизации, мы увеличиваем стоимость основных средств для амортизации, мы упрочняем статус налогоплательщиков в налоговых отношениях с налоговой, расширяем возможности электронного кабинета налогоплательщика, мы уменьшаем штрафы по налоговым накладным по НДС и многое другое.
Кроме того, мы, конечно, вводим нормы, направленные на противодействие уклонению от налогообложения. Но ведь это также в пользу плательщика, добросовестного плательщика я имею в виду. Ведь такой плательщик заинтересован в честных, одинаковых правилах игры для всех.
- Украина получила в рамках новой программы сотрудничества с МВФ 2,1 миллиарда долларов. По сути дела, это была сокращенная программа stand by. Как вы прогнозируете, будет ли завершена эта программа, потому что, в принципе, ни одна из предыдущих программ завершена не была.
- В том, что программа с МВФ не завершается, ничего плохого нет. Это, в принципе, нормальная практика Международного валютного фонда. Но мы полагаем, что мы до конца года получим еще один транш. Я думаю, до трех миллиардов, мы дотянем сумму, которую мы должны получить. Это значит, что мы выполним те обязательства, которые есть в меморандуме, до конца года. Они расписаны по срокам.
- Когда, по-вашему, Украина сможет и сможет ли отказаться от кредитов?
- Сможет. Более того, нет примеров успешных государств, которые бы сидели на игле кредитов этой организации. Это правда.
Однако есть множество примеров успешных государств, которые, выполнив свои обязательства, прекратили кредитование, став успешными. Поэтому здесь важно подчеркнуть, что отказаться от кредитов МВФ мы должны, выполнив наши обязательства. Не путем дефолта, а именно путем выполнения своих обязательств.
Если говорить о доверии к государству или его кредитных рейтингах, то они базируются на успешности государства, на его финансовой истории, на том, что мы являемся надежным кредитором. Не объем долга обременителен для государства, а его стоимость. Стоимость долга определяется стоимостью денег, которые мы получаем под ценные бумаги, размещаемые на рынке (размером процентов).
На данный момент эти ценные бумаги, которые мы размещаем, обходятся нам дорого. А законы рынка гласят, что чем надежнее лицо, которое получает деньги, тем меньше процент платится на ценные бумаги.
Наша задача уменьшить стоимость кредита. Мы должны заменить короткие кредиты длинными, дорогие кредиты дешевыми. И тогда к 2023 году, по нашим расчетам, мы откажемся вообще от кредитования МВФ. Мы к этому стремимся.
К сожалению, Украина входит в топ стран мира, которые допускали дефолт. У нас три дефолта. У Аргентины четыре. Мы не хотим повторения, потому что мы понимаем, что любой дефолт – это увеличение стоимости денег, которые мы берем в кредит под наши ОВГЗ, это спекулятивный капитал, который заходит в ОВГЗ и это все очень плохо.
У нас и так каждая третья гривна в бюджете – это обслуживание долга. Поэтому задача в среднесрочной перспективе – проактивная долговая политика, которая должна быть направлена на погашение, на выполнение своих долговых обязательств и выплату этого долга, и уже дальше самостоятельное плавание. Вы с какой страной сравниваете Украину?
- С бедными странами, третьего мира.
- Чтобы было понятно, мы в рейтинге стран по ВВП на душу населения находимся на границе последней трети, 130-е место где-то там плюс-минус, в зависимости от методов подсчета. Чтобы было понятно – в европейской части СНГ выше доход на душу населения. В Беларуси в два раза, в России в три раза. Выше в Армении.
У нас минус 30% ВВП, если сравнивать с 1991 годом. Это что надо было делать со страной, и я сейчас говорю не только о власти, я говорю о всем обществе, чтобы за последние 30 лет упасть больше, чем кто-либо в мире? Что мы детям собрались оставлять?
В 1991 году мы сравнивали себя с Францией. Говорили: примерно одна и та же территория, примерно одно и то же население. Потом мы тактично стали сравнивать себя с Польшей. А сейчас для того, чтобы достичь уровня ВВП Польши, нам надо 30-40 лет, при том что прирост ВВП Польши должен упасть, а у наш подняться до 7%. То есть это ваши дети станут взрослыми, уже очень взрослыми, понимаете? Мы неадекватно оцениваем свою роль в мире, продолжаем раздувать щеки, угробив свою страну.
И это, позволю себе мысль, за которую буду бит, - следствие безответственных действий всего взрослого населения нашей страны, не только власти. Поэтому у нас есть два варианта: или продолжать это все и согласиться, сказать, что да, мы хотим быть самой бедной страной, нам, в принципе, неплохо или мы поджимаем пояса и пытаемся медленно, но уверенно, через поколения достичь и превзойти наших соседей.
- Вы про Россию?
- Про Россию, Беларусь. Достигнем СНГ, а дальше у нас будут новые рубежи. Для того, чтобы стало, как в Польше, нам надо сорок лет работать.
Как Моисей водил сорок лет евреев по пустыне, нам надо сорок лет кропотливого каждодневного труда, а не на День Конституции после карантина трехмесячного устраивать сорокакилометровую пробку в Одессу, ехать на отдых.
То есть это все, все качественные изменения начинаются с себя самого. Пока ты это не поймешь, ничего не получится…
- Перейдем к политике. Сейчас звучит много разговоров о том, что во фракции у вас есть очень много проблем: и между группами отдельными, и с Офисом президента, и вообще со сбором голосов за законопроекты. Сейчас я слышу такие цифры, что осталось порядка 170 депутатов, которые ориентируются на президента. Как вы можете прокомментировать? Так ли это?
- Смотрите. Помните, когда мы пришли только, у нас включился зеленый принтер, нас обвиняли в том, что мы жмем кнопки и ничего не думаем, мы просто солдатики, которые жмут кнопки. Нас критиковали, нас обвиняли. Потом, когда во фракции началась дискуссия, хотя она на самом деле была с самого начала, просто она была неявная...
- Не выходила на поверхность?
- Да. Когда во фракции началась дискуссия, то начали говорить о том, что мы распадаемся.
Но мы шли в парламент с определенными программными целями. И вот тот же самый закон №1210, он был подготовлен еще в июле-месяце, когда нас еще не было в Раде.
Мы их внесли в Раду, мы их приняли. Приняли быстро, потому что они были готовы. Да, они не были продискутированы со всей фракцией, особенно с мажоритарщиками, но в части фракции у них понимание было.
На данный момент мы идем дальше, и мы дальше продуцируем новые решения. Они дискутируются непосредственно во фракции, сейчас обсуждаются, корректируются.
Возьмем очень сложный закон игорный. Он всегда был сложным. Его дискутируют, обсуждают – это нормальный парламентский процесс. Кто-то не согласен с какими-то подходами, выступает против, это абсолютно не зависит от приверженности какой-либо группе. Депутаты задают вопросы, они находят ответы и они поддерживают, не находят ответ, - они не поддерживают.
Здесь можно говорить о любом решении, о любом законопроекте, он дискутируется и это хорошо. Один законопроект может найти 170 голосов, другой законопроект может найти 330 голосов, включая оппозицию. Это нормальный баланс, который мы находим. Я не вижу здесь каких-либо проблем или подводных камней.
Распадется ли фракция? Когда-то конечно, любая система склонна к саморазрушению. Но то, что я не вижу никаких симптомов для этого сейчас, это факт. То, что закон, скажем, по банкам не поддержало определенное количество депутатов, да, это правда, но это достаточно резонансный закон.
- Вы признаете, что во фракции, в принципе, есть очень много групп по интересам определенным, например, финансовым?
- У нас есть человеческие отношения. Можно ли назвать это группой, если мы собираемся с пятью-шестью другими депутатами провести время, что, к сожалению, можем себе позволить крайне редко? Мы можем в следующий раз собраться в другом составе. У нас общие ценности, взгляды, мы дружим. Но глупо это называть фракцией внутри фракции.
- Если вы потом целенаправленно поддерживаете или не поддерживаете какой-то законопроект, как это было, например, с группой Коломойского, которая не поддержала законопроект по банкам, то да, это группа.
- Смотрите, группа Коломойского в парламенте насчитывает каждый раз разное количество депутатов. Это такого своего рода миф.
- Просто она не только в «Слуге».
- Нет, именно в «Слуге». Каждый раз разное количество депутатов называют и туда по разным оценкам входит от десяти до тридцати, сорока депутатов. Это группа? Нет, это не группа.
Есть ли какие-то депутаты, которые симпатизируют какому-то олигарху? Возможно есть, я не буду этого отрицать.
- Вы верите, что можно симпатизировать олигарху просто так, не за деньги, без какого-то лоббизма, поддерживаемого определенными финансовыми стимулами? Это же невозможно у нас в парламенте.
- Я симпатизирую президенту и спикеру просто так, без материальной мотивации.
- Но вы шли от его политической силы. Это, в принципе, логично, а они шли от политической силы Владимира Зеленского, а поддерживают интересы определенных олигархов.
- Я не думаю, что там есть какая-то финансовая подоплека, хотя я и не исключаю, что в каких-то конкретных случаях, возможно, это и есть. Но каких-либо доказательств этому нет.
- Вы же знаете, что в парламенте у нас всегда было распространено за определенные голосования доплачивать, по интересам
- Я не знаю ни одного случая на сегодняшний момент оплаты за голосование и не думаю, что такое есть. И не потому, что мне надо выкрутиться как-то, уходя от вашего вопроса, а просто я не думаю, что такая вообще практика есть.
Кто-то что-то с кем-то обсуждает, кто-то о чем-то кого-то просит и переубеждает - да, какие-то аргументы используют и какие-то личные отношения используют, и это есть не только в нашей фракции. Это есть вообще во всей политике, кстати, не только в украинской. Но какие-то рыночные отношения вот в этом парламенте даже если они есть, то они есть в намного меньшем объеме, чем они были когда-либо вообще за всю историю Украины.
- Хорошо. Какие сейчас отношения с Офисом президента у фракции, с главой Офиса президента? Улучшилась ли коммуникация, скажем так, потому что при Богдане, насколько я знаю, она была более тщательная, более частая.
- При Богдане был один период, сейчас другой.
Возможно, у кого-то есть какие-то проблемы в коммуникациях с Офисом президента, я не знаю. Я знаю, что у меня таких проблем с коммуникацией нет. Я знаю, что президент очень демократичен, даже слишком, и к нему может попасть любой депутат на прием и общаться, и не только, кстати, это касается нашей фракции, это касается оппозиции тоже.
Поэтому я бы не видел здесь каких-либо подводных камней. То, что опять-таки, мы не голосуем как один, - это принципиальная позиция президента. Он демократично строит всю свою политику.
Я не хочу сравнивать, но если взять, к примеру, Партию регионов и времена Виктора Федоровича, то такое было бы даже представить невозможно. Как вообще возможна такая дискуссия, тем более, публичная.
Я думаю, что мы честнее просто. Я думаю, что мы, возможно, в силу отсутствия опыта, который мы, к слову, и не хотим приобретать, не имеем этих навыков подковерной игры, интриг, этих манипуляций и решения вопросов до того, как они становятся публичными. У нас достаточно большое количество вопросов обсуждаются на публике, которые в других фракциях решаются подковерно, всплывают и становятся доступными публике. На самом деле это не проблема нашей фракции, это новый формат политики.
- Но вы считаете, что такие вещи не влияют на рейтинги, например?
- Влияет негативно на рейтинг, но рейтинг – это же не абсолютная цель. Мы же шли на выборы, вспомните, что мы говорили? Мы говорили о том, что…
- Вы много говорили.
- На самом деле не так много. Там был набор тезисов, в которые мы верили и верим до сих пор. Среди них было то, что мы не идем за рейтингами, мы идем сделать в стране определенные непопулярные вещи.
Меня не меряют, но я не думаю, что у меня высокий рейтинг, особенно после закона №1210, фискализации и всего остального, что мы приняли именно из-за моей и коллег в комитете принципиальной последовательной позиции.
Но я убежден в том, что это правильные вещи для страны и я убежден в том, что путь к благосостоянию страны (вспомните, с чего мы начали) идет именно через такие непопулярные вещи. Если цена преобразований – то, что меня не будет в политике, я с этим смирюсь. Но я же не могу этого не делать только потому, что кому-то это не нравится.
- Смотрите, все-таки по фракции. Такая интересная ситуация произошла недавно с назначением министром образования Шкарлета, которого, по сути, во фракции у вас многие не поддержали, но которого лоббировал президент. В итоге, в обход мнению фракции все-таки он был назначен, хотя я знаю, что в комитете у того же Бабака были другие претенденты. Не свидетельствует ли это о том, что между Офисом и фракцией уже нет таких выстроенных отношений? Особенно, в вопросах кадровых. Можно вспомнить ту же Буславец, ситуация была такая же.
- Я считаю, что это неправильно - решение ни по Буславиц, ни по Шкарлету. Нельзя назначать министра в обход конституционных процедур. Я убежден в том, что его должны были вынести в Верховную Раду, мы должны были проголосовать, поддержать, не поддержать, искать новую кандидатуру.
Я не понимаю, честно, почему именно он - человек, который на комитете не предоставил программу, не озвучил, что он собирается делать, чтобы значительно продвинуть наше образование, должен стать министром? Не понимаю и полностью разделяю позицию Бабака.
Я вообще убежден в том, что мы должны искать человека под программу. Мы должны говорить: вот, смотрите, у нас есть вот такое видение у фракции, у президента и кто с этим видением справится? Кто лучше всего, лучший менеджер, который организует вот этот вот план?
Я поддерживаю позицию комитета, я считаю, что поддержка комитета – это ключевой вопрос по назначению, любому назначению. Мы должны из этого исходить.
- А вы доносили все это президенту, что нужно идти от программы, о том, что у вас были определенные претензии?
- Я не общался по поводу Шкарлета с президентом. Буславец вообще не моя тема.
- Я имею в виду, вы как депутаты.
- По Шкарлету были обсуждения с Бабаком. Бабак об этом обо всем говорил президенту и премьеру. Вопрос ведь не только в президенте. Вопрос в Кабинете министров, который взял на себя эту ответственность вразрез конституционных процедур.
Будем ждать результат теперь. Когда ты вносишь какую-то кандидатуру на фракцию, ты разделяешь ответственность за этого человека, ты разделяешь ответственность за программу. Ты отвечаешь за весь процесс в целом. Если ты это решение принимаешь сам, то ты всю эту ответственность берешь на себя.
- А вот по поводу Кабмина, что нет у него, по сути, иммунитета. В интервью нам Арахамия сказал, что когда иммунитета нет – это как будто бы висит дамоклов меч и тогда министры работают эффективней. Согласны ли вы с этим, что нужно их оставлять в таком подвешенном состоянии?
- Я не могу согласиться с тем, что над кем-то должен висеть дамоклов меч. Я поддерживал программу правительства, но я понимаю тех, кто ее не поддерживал. У нас было заседание фракции утром. Я на самом деле тоже не был готов поддержать эту программу, однако то, что нам сказал на фракции президент, послужило для меня аргументом проголосовать за.
- Просил поддержать?
- Да. Я ее поддержал. Но я не считаю, что мы должны кого-то за что-то как-то подвешивать. Я считаю, что мы должны работать на результат. Собственно говоря, правительству никто не мешает выполнять ту программу, которая есть сейчас, пожалуйста, пусть работает. Мы всячески поможем.
- Прогнозируете ли вы, скажем, экономический кризис осенью в Украине? Насколько он может быть серьёзным? Что нас вообще может ожидать осенью?
- С учетом того, что мир столкнулся с проблемой, с которой никогда раньше не сталкивался, никто не может сделать какие-то реальные прогнозы. Если не будет каких-либо потрясений, то я прогнозирую выход из кризиса и восстановление экономики.
Посмотрим, какая будет динамика, но точно весь 2021 год мы будем восстанавливаться до уровня 2019 года, а, может быть, и дольше, к сожалению. Поэтому и здесь нет никаких простых решений.
В первую очередь мы должны уделить внимание промышленности. То, что произошло со страной за последние пять лет – это преступление. Это полное нивелирование какой-либо поддержки национальной экономики, промышленности, это ориентация, причем умышленная ориентация на сырьевую модель, и последствия этого преступления мы должны исправить.
