В связи с событиями в Грузии, когда оппозиция очевидным образом не смогла противостоять «Грузинской мечте», партии власти, и проиграла выборы и, похоже, борьбу за выборы, мы, украинцы, вспомнили о своем могучем революционном опыте. Мы всегда о нем вспоминаем, когда где-то на постсоветских окрестностях вспыхивает противостояние с властью, и через призму своих воспоминаний беспощадно критикуем тамошних революционеров. Так, в частности, было случае с белорусскими протестами, по поводу которых у нас и восхищались, и возмущались, и насмехались, и плевались.
Мы эдакие прогрессоры, у нас миссия нести правду о том, как правильно бороться за свободу. И делается это все с энтузиазмом неофитов: мы-то сами в этом деле совсем недавно, а по историческим меркам даже не пять минут. Именно потому, что мы такие свеженькие, полные впечатлений, нам очень хочется рассказать о них другим, у которых выходит иначе, поучить, как надо.
Не отбрасывая соображение, что такой обмен опытом борьбы с репрессивной властью между агентами перемен может быть весьма полезным, пусть и в форме насмешливой критики, хочется все же обратить внимание на один момент, который эта критика, кажется, не учитывает. А что, если главным фактором неуспеха оппозиции является не только и не столько уровень репрессивности власти и ее склонности идти на фальсификации, не только и не столько нерешительность или организационные ошибки оппозиции, а реальная неготовность общества к переменам?
Да, Саакашвили и Бендукидзе невероятным образом преобразовали Грузию, но что, если тот рывок исчерпал на некоторое время преобразовательный потенциал, даже позаимствовал его, некоторым образом, из будущего, и сейчас идет реанимационный откат? Для части грузин европейские ценности так же естественны, как воздух, но для многих они просто перпендикулярны их, ну да, традиционным, но от того ничуть не менее ценностям. Может, пока рано двигать дальше? И грузинская мечта на этот исторический момент заключается в именно в том, чтобы притормозить?
Нет, речь не идет об отказе от борьбы за умы и души людей, как раз наоборот. Именно потому, что эти умы и души в смятении, оказались не готовы одним броском впрыгнуть в будущее, работа с ними требует особенной глубины, тонкости и терпения. При четком осознании, что часть людей никогда новое так и не примут. Социокультурные изменения не происходят будто по щелчку тумблера, они занимают долгие годы, их можно разумной политикой интенсифицировать, а можно замедлить и даже попытаться развернуть, особенно при наличии внешнего фактора. Но существуют естественные пределы, за которые не выскочить. Есть ощущение, далеко со стороны и вполне возможно ошибочное, что Грузия на такие пределы натолкнулась. Да, при наличии угнетающего внешнего фактора и власти, готовой жать на тормоза и не церемониться с оппонентами, но при обществе, в котором действительно очень сильна консервативная составляющая. Достаточно указать на исключительное положение Грузинской православной церкви, по определению агента традиций, а не перемен.
И нам ли не помнить, что такое неготовность общества и возвратная петля. Красиво, в оранжевых цветах выступив против Януковича в 2004 году, спустя шесть лет Украина отдала ему президентство. И если бы Россия не захотела себе всего и сразу, еще неизвестно, сколько бы мы брели по постсоветской пустыне, у нас во многом произошло абортирование, вынужденный соседом рывок в сторону Европы, прочь от Москвы. И в повседневных практиках украинская новообретенная европейскость все еще ощущается куда хуже, чем так до сих пор не разорванная общесоветская пуповина. С этим еще работать и работать, и те, кто с этим работает, нередко сами те еще европейцы.
Сместить и заместить традиционные культурные пласты – та еще задача, тысячекратно сложнее, чем осадить и взять парламент в революционном порыве. И если «за порыв», говоря по-одесски, мы можем разъяснить, то остальное и для нас проблема. Иными словами, у нас общие проблемы с агентами перемен – товарищами по постсоветскому несчастью и борьбе с ним. Агенты перемен всех стран – соединяйтесь!
