«Подлые и бесстыжие фашисты ‒ те, кто пришли сюда»

Прифронтовой город Авдеевка даже во время затишья страдает от периодических обстрелов. В этих обстрелах многие жители винят украинскую армию и Национальную гвардию. Дети убеждены, что затишье не будет долгим. Большое количество местных считают себя сепаратистами. Патриотов здесь не так уж и много ‒ об их взглядах становится известно лишь в личной беседе, когда они говорят, что желали бы жить в Украине.

Она замерзла. Ей предлагали уехать из Авдеевки, уговаривали, но она выгнала волонтеров и осталась в своей квартире с выбитыми взрывной волной окнами. «Соседи попросили ее забрать,‒ вспоминает в разговоре с A' Сергей Саенко, пастор протестантской церкви из Донецка, который живет сейчас в Славянске и занимается помощью гражданскому населению.– Через три дня я сам к ней приехал, хотел поговорить. Дверь была открыта».

Старушка, к которой зашли волонтеры, лежала на кровати, закутавшись в одеяло с головой. Пыталась спастись от холода. Не спаслась.

«Мы не судмедэксперты,‒ говорит Саенко.– Причину смерти точно установить не смогу, но лежала она в естественной позе, ранений не было. Скорее всего, замерзла или сердце не выдержало».

Он не может вспомнить ее имени и не назовет точного возраста. За последние недели волонтеры его группы эвакуировали из Авдеевки больше 400 человек, в основном тех, кто сам не мог передвигаться. Массово их вывозили в конце января и середине февраля, как раз перед подписанием вторых Минских соглашений. Тогда-то, не дождавшись ни перемирия, ни весеннего тепла, пенсионерка скончалась, оставшись одна в продуваемой февральским сквозняком квартире.

Бесстыжие фашисты

Чтобы попасть в Авдеевку, которая даже сейчас, в условиях перемирия, ежедневно получает свою порцию обстрелов, мы выезжаем туда с двумя волонтерами из группы Сергея Саенко. Последняя попытка добраться до города в сопровождении военных две недели назад ни к чему не привела,– в тот день в авдеевском кафе снарядом убило троих гражданских, поэтому нам отказали в такой поездке с вердиктом «Ваши жизни дороже».

Но местные волонтеры не раз бывали под обстрелами и продолжали заниматься раздачей продуктов и эвакуацией, поэтому оказываются в этом вопросе надежными союзниками и помощниками. Наши проводники хорошо знают местные тропы и обещают провести в город в обход блокпостов ‒ на тот случай, если в городе станет небезопасно и военные перекроют въезд в город. Однако нам везет – за несколько часов нашего пребывания в Авдеевке не слышно ни одного взрыва.

Город встречает нас дымящими на горизонте трубами коксохимического завода. Он работает, невзирая на войну, электроэнергию получают за счет генераторов. Руководство в целях безопасности предлагает рабочим и семьям пока пожить на территории завода. Многие соглашаются – передвигаться по открытой местности тут небезопасно. По рассказам местных, большинство жертв обстрелов – те, кого беда застала посреди улицы. Война ведет в городе свой счет ‒ за сутки до нашего приезда ночью снаряд угодил в дом и прямо в своей кровати погибла женщина 40 лет.

Микроавтобус киевской волонтерской группы «Крила щедрості та турботи» останавливается в центре, чтобы забрать еще одного местного активиста – он должен отвезти нас по адресам, где живут малоимущие и лежачие, зачастую неспособные позаботиться о себе пенсионеры. Во внутреннем дворе многоэтажек нас ждет толпа местных жителей. Пока раздавать продукты тут не стоит, уверен активист: из соседних домов набегут, и сколько ни давай ‒ все наборы разойдутся за считанные минуты.

Узнав, что волонтеры собираются уезжать, многие возмущаются. «Как вы думаете, люди, которые в войну остались в городе, они социально обеспеченные? – с недовольством говорит А' молодая женщина.‒ У нас в городе работает два магазина. Света нет, отопления нет. Нам все надо. В городе война идет шесть месяцев». Наша группа обещает вернуться часа через два и отправляется колесить по авдеевским улицам.

В городе все напоминает об активных боевых действиях: людей мало, многие дома, особенно многоэтажные, смотрят друг на друга разбитыми фасадами. Окна затянуты пленкой или заколочены фанерой, но есть и брошенные квартиры, такие видно сразу – по разбитым стеклам и оборванным занавескам, белеющим на фоне темных провалов и покореженной арматуры. Мы замечаем припаркованные у дороги два белых автомобиля ОБСЕ, рядом с ними никого не видно. Когда миссия в городе – обстрелов не бывает, замечают наши проводники.

В окне одного из домов стоит женщина и с любопытством смотрит на нас. Она не одобряет то, что мы снимаем разрушения, но и не упускает случая пожаловаться: «Газа нет, трубы разорвало, потому что сантехники вовремя не слили воду, живем плохо, братья-украинцы постарались»,‒ быстро выдает она все свои беды. Уточняем – какие именно братья? «Нацгвардия, допустим. Подлые и бесстыжие фашисты ‒ те, кто пришли сюда. Это все украинская армия. Бить русских пришли! Вот было бы тут ДНР, всех бы перебили»,‒ выносит она свой вердикт.

От помощи и продуктов пенсионерка категорически отказывается, а на попытки выяснить, почему она так уверена в том, что обстреливает город украинская армия, которая стоит тут же, на блокпостах в ста метрах от ее дома, только отмахивается: «Не рассказывайте мне! Я все вижу!»

Бомбить будете?

Улица Молодежная – одна из наиболее пострадавших в Авдеевке. Останавливаемся у дома, в котором, кажется, нет ни одного целого окна. Под ногами скрипят осколки, повсюду валяются куски деревянных рам. Видно, что люди живут всего в нескольких квартирах, остальные ‒ пустуют.

Мимо на велосипеде проезжает мужчина лет 50, интересуется, кто мы такие. Услышав, протягивает: «А-а-а, значит, нас опять бомбить будут. Когда журналисты приезжают, нас всегда потом бомбят». На вопрос, кто обстреливает, отвечает: «Нацгвардия, конечно. Я точно знаю, потому что вижу, откуда снаряды летят». Он ‒ не трезв и явно хочет поговорить, все время сокрушается, что «задарма погибло столько людей», а потом вдруг начинает переживать, что его, пьяного, «покажут по телевидению».

В одной из квартир мы видим мужчину, который вытаскивает битое стекло из оконного проема. На вопрос, можно ли подняться наверх, кивает. В квартире пострадала только спальня – ударной волной выбило стекла, остальные комнаты уцелели. Виталий Кленцарь, занимающийся ремонтом, говорит, что жильцы, на их счастье, выехали в какую-то область Украины незадолго до того, как это случилось. Признается, что у самого на балконе та же картина. Никого из родных Виталия тогда не задело, но во дворе из-за взрыва был убит мужчина. Несколькими месяцами ранее, в октябре, 19-летний сын Виталия оказался под минометным обстрелом и получил пять осколочных ранений. Три осколка врачам так и не удалось извлечь. Несмотря на это, уезжать никто из родных Виталия не хочет – некуда. Да и пока есть работа на коксохимическом заводе, смысла искать себе лучшей доли Кленцари не видят. «Стараемся быть осторожными, но ведь никогда не знаешь, откуда оно прилетит,‒ говорит A` Виталий Кленцарь.– Бежать куда-то еще хуже, лучше в коридоре спрятаться. Много людей погибли, потому что бежали». Он надеется, что самое страшное уже позади.

Вместе с волонтерами поднимаемся к местной одинокой пенсионерке. Ее зовут Елена Еремина, ей 87 лет. Детей у старушки нет, о ней заботятся соседи. В квартире тепло, но она жалуется, что из-за газовых конфорок (их включают, чтобы хоть немного нагреть квартиру) у нее болит голова. Она тяжело дышит, говорит, что здоровье «никудышнее» из-за астмы, стоит, держась за дверь. На улицу практически не выходит – живет на пятом этаже и подниматься домой очень тяжело. «Одну войну пережила, на Урале была,‒ говорит Еремина.– Вместе с заводом уезжала. Но сейчас, наверное, не переживу, нету сил уже. Так что мы сделали? Что мы украли? Мы же трудились. Женщины детей глядели. Чего нас обижать? Ну, сейчас меньше бахают». Старушке повезло: она говорит, что все время пряталась в туалете, но недавно по счастливой случайности оказалась в комнате как раз в тот момент, когда в квартиру залетел осколок. Он пробил две стены и проделал дырку в туалете. «Была бы тут – убило бы»,‒ показывает она дыру в стене туалета.

Сосед, мужчина средних лет, который помогает Ереминой, говорит, что все ее родственники «за границей, в ДНР». Снимать себя не разрешает, так как в Авдеевке «каждый второй – сепаратист», и показывать свое лицо ему небезопасно. Половина его родных – тоже «за границей». «И морально, и территориально,‒ констатирует он и добавляет.‒ Новороссия, ДНР – это полный бред. Но ничего, время все расставит на свои места. Мы тут не за правительство, власти хорошей никогда не будет, мы это понимаем. Но жить хотим в Украине».

Он предупреждает – будьте осторожней с расспросами, местные могут повести себя агрессивно, такие случаи, когда на представителей СМИ нападали, уже были. Мы прощаемся традиционным «Слава Украине! Героям Слава!» и покидаем этого нежданно-негаданного патриота, повстречавшегося нам в не очень-то лояльном по отношению к Украине городе.

Далее мы отправляемся в старую часть города и по дороге встречаем полностью сгоревший и уже проржавевший автомобиль рядом с остатками такого же разрушенного пожаром магазина. Проходящий мимо дедуля представляется Анатолием и рассказывает, что произошло: «Я своими глазами видел, вон там стоял, по ту сторону дороги. Это был магазин "Сытый папа", люди там были, товар принимали. Танк Нацгвардии выехал вот сюда на горку и как даст прямой наводкой по магазину! Люди не пострадали, но горело тут до самого утра. Зачем они это сделали? Ума нету, наверное, ни у президента, ни у кого». Позже один из волонтеров расскажет свою версию случившегося: во время уличных боев летом прошлого года из города в спешке убегали сепаратисты. Возле магазина стояла машина, суетились люди. Украинские военные решили, что это ДНРовцы, вот и ударили залпом по магазину. Но и эту историю, и многие подобные ей каждый видит по-своему, у каждого тут своя правда и своя реальность.

Боязнь тишины

В старой части Авдеевки, где расположено много частных домов, разрушения после обстрелов не так бросаются в глаза, хотя их и тут немало. Возле одних ворот кто-то приставил длинную металлическую трубу и сложил кучкой то, что осталось от выстрела «Града». Напротив, через дорогу – вывороченная земля и торчащие остатки дерева. У ворот стоит женщина средних лет. Называет имя – Люба, но фамилию говорить отказывается. Говорит, что снаряд упал прямо у нее под забором 12 февраля, как раз в тот день, когда переговорный марафон в Минске был в самом разгаре. К счастью, никто от снаряда не пострадал.

До сих пор практически каждую ночь тут слышны взрывы. С 00.00 и до 2.00 местные предпочитают отсиживаться в погребах, на всякий случай. Страшно и когда стреляют, и когда тихо, признается А' Люба. Войну она называет необыкновенной, потому что «стреляют по мирным людям». «Вот в 1941-м не стреляли по мирным гражданам, а теперь – наоборот»,– говорит А' Люба. Она, как и многие авдеевцы, согласна жить в любой стране, только бы не стреляли. Признается, что относится к Украине хорошо: «Мы нормально жили при Украине. Все старались, строили, деньги какие-то получали. А сейчас денег нет, хорошо, хоть гуманитарку нам дают. Ею и живем».

Из двора напротив появляется пенсионерка, узнав, что приехали гости из Киева, улыбается: «Мы киевлян обожаем, у нас там родственники живут. В Киеве, говорят, хорошо». Старушку зовут Алла Вакулишина, ей 80 лет. На шутливый вопрос, не считает ли она киевлян бандеровцами, заявляет: «Нет!». Калитку открывает ее муж Александр. Он смотрит на приезжих строго, в отличие от добродушной жены, и тут же вносит раскол в семейную идеологическую доктрину – говорит, что в Киеве «власти бандеровские», и во всем «виноваты националисты». Но от помощи волонтеров они не отказываются и с благодарностью принимают продукты. «Мы из Киева»,– повторяем, говорим больше для Александра в надежде, что это хоть как-то утихомирит его радикализм.

Недолгое затишье

Когда микроавтобус «Крыльев» возвращается в центр Авдеевки, там терпеливо ждут люди. Одна из пенсионерок, 77-летняя Валентина Шамина, получив свой пакет с помощью, соглашается поговорить. Она отвечает на вопросы неспешно, с присущей только педагогам старой школы размеренностью. Признается, что родом – из Ленинграда, но уже 50 лет живет в Украине и переживает, что ее могут увидеть ученики и неправильно воспримут ее высказывания.

Родные дети Шаминой уехали, куда – не говорит, но боится, что им придется возвращаться под обстрелы. Жить Шамина хочет в Украине, но войну называет гражданской и наотрез отказывается поверить в то, что на Донбассе воюет регулярная российская армия. «Россия никогда бы не завела свои войска (в Украину.– А'). Это чепуха полная,– считает Шамина.– Потому, что ума хватает у россиян и у Путина не заводить войска. Я уверена, что они привозят сюда гуманитарную помощь… Может что-то и есть, что я, бабушка, могу говорить… Но вреда Россия не несет». Для нее не существует никаких доказательств присутствия российских войск на территории Украины, а любые спутниковые снимки и прочие свидетельства можно скомбинировать, считает пенсионерка.

У открытой двери микроавтобуса тем временем на волонтеров напирают несколько женщин. До пенсионного возраста им далеко, но они тоже хотят получить гуманитарку. Волонтеры объясняют: впереди еще несколько населенных пунктов, куда нужно доставить продукты. За спинами напористых женщин, едва сдерживая слезы, стоят двое с палочками – старик и старушка. Видно, что им вперед не пробиться, они боятся остаться ни с чем, но и голос подать не решаются. Когда слышат просьбу отойти от толпы, оба сначала смотрят с недоумением. Приходится объяснить – подойдите со стороны водителя, вам дадут продукты. Они, словно два маленьких ребенка, протягивающих руки за желанной конфетой, с благодарностью берут пакеты с продуктами и медленно бредут к своему дому – на какое-то время, пусть на неделю или две, им хватит этих запасов, чтобы не голодать.

Люди начинают расходиться, кто-то продолжает ворчать, потому что ему ничего не досталось. Неожиданно в толпе появляются двое мальчишек лет семи-восьми. Они со смехом рвутся к детской площадке, проносятся мимо обреченно идущих по двору людей, далекие от их горестных забот. Один взлетает на горку, берет в руки кусок деревяшки и прицеливается в другого: «Бух! Бух!» – стреляет он в друга. Но тот не обращает внимания и забирается на соседнюю горку. Увидев, что его снимают, смущенно замирает и на все вопросы отвечает коротко: зовут Никита, семь лет, живется нормально, когда обстреливают, то нигде особо не прячется, а дома «падает на пол». На слова, что теперь стало спокойнее, он сможет больше гулять, и что стрелять, может, не будут, Никита вдруг отвечает с неожиданно взрослой интонацией: «Думаю, что это (тишина.– А') – ненадолго».