Российские власти боятся настоящей экспертной оценки состояния осужденной в РФ на 22 года Надежды Савченко, именно потому к ней не допускают врачей из Украины и Германии. Об этом в интервью "Апострофу" рассказал адвокат украинской летчицы МАРК ФЕЙГИН. Он подчеркнул, что считает достаточными и очень важными усилия Украины и мирового сообщества по возвращению Надежды, отмечая при этом, что в самой России на обсуждение любых тем, касающихся Савченко и ее защитников, наложено "эмбарго". Именно поэтому, говорит адвокат, защите никогда не удастся организовать конференцию в поддержку Савченко в Москве.
— В каком состоянии сейчас здоровье Надежды, когда вы видели ее последний раз?
— В четверг ее видел мой коллега Николай Полозов буквально за 15 минут до окончания работы тюрьмы в СИЗО-3 в Новочеркасске, прождав пять часов, чтобы его туда впустили. И Вера (сестра Надежды Савченко, — "Апостроф") не попала, разумеется, и консулы уже который день не могут попасть к ней. Ну, в общем, у нее состояние плохое, если оценивать с нашей точки зрения. Я ее видел в конце прошлой недели, но мы не медики, мы не можем судить, что происходит с ее внутренними органами, эти проблемы носят определенный медицинский характер, судить об этом могут только специалисты. Но ни украинских, ни немецких медиков к ней не допускают.
— Почему, собственно, их по-прежнему не пускают, ведь ситуация уже критическая? Это как-то объясняют?
— Нет, никак не объясняют. Были направлены соответствующие запросы от украинского и немецкого посольств через МИД о допуске этих врачей, но на них не ответили, поэтому судить о причинах невозможно. Хотя я предполагаю, что немецких-то врачей договорились пустить на высшем уровне... Задержку я могу объяснить тем, что они хотят все контролировать, чтобы никто не дал экспертную оценку тому, что с ней происходит, они боятся этого. Так я воспринимаю изоляцию Савченко, которая, и это совершенно очевидно, имеет место.
— А вы общались с российскими врачами? Какой прогноз они дают?
- Нет, с российскими врачами мы не можем общаться. Внутри СИЗО всего лишь старуха ходит, измеряет температуру и давление, а российские врачи взяли у Савченко анализы. С их слов, эти анализы плохие. Ей капают инвазивно физраствор. Она сама-то жидкость не пьет, потому что в нее вливают ее через вену. Условные 500 мл сразу усваиваются, организм их быстро абсорбирует. Поэтому сухая голодовка так долго длится. Но пока мы не увидим письменного заключения, судить об этом, наверное, непрофессионально.
— С пятницы Надежда планировала отказаться от обследования и анализов...
— В пятницу ее должна посетить Вера (разговор происходил днем 15 апреля, — "Апостроф"), потому что начальник тюрьмы Александр Колганов ей заявил, что она должна получать разрешение у руководителя Донецкого городского суда (в Ростовской области, РФ, — "Апостроф") Али Хайбулаева. Вера утром поехала в Донецкий суд, там пытается получить разрешение, чтобы успеть до конца рабочего дня, потому что сегодня короткий день, пятница. В субботу и воскресенье никто к Савченко не пустит. Когда Вера выйдет, тогда можно будет о чем-то говорить, но пока никакой информации нет.
— Николай Полозов написал в своем Facebook, что после встречи с Верой Надежда собиралась принять какие-то важные решения. Вы знаете, о чем речь?
— Нет, не знаю.
— В последние дни в Украине в топе новостей были, скорее, сообщения о перипетиях с новым Кабмином, а имя Надежды, по сути, отошло на второй план. У многих сложилось впечатление, что наши депутаты и чиновники о Савченко забыли…
— Понимаете, это не вопрос — в топе она или нет; ее голодовка не об этом; ее требования не об этом, она же не кинозвездой себя просит назначить. Она хочет вернуться домой. Причем она человек импульсивный, упрямый, если она что-то себе внушила, она это и будет делать, ее никто не переубедит, ни адвокаты, ни мать, ни сестра. Она действительно считает, что надо прилагать дополнительные усилия для того, чтобы заставить российские власти действовать. Но мне кажется, что украинских сил достаточно было приложено, а Надя, находясь в тюрьме, не может взвешенно и объективно смотреть на эту ситуацию, потому что она толком не получает никакой информации из независимых СМИ. Поэтому мне кажется, что тема нового Кабмина никак не связана с темой Савченко.
— И все же, тут в Украине многие активисты этим фактом возмущались, хотя в то же время мало кто верит, что акции в ее поддержку вообще могут на что-то повлиять, дать какой-то результат.
— Результат есть, потому что требования освободить Савченко, обращенные к Кремлю, звучали со всех сторон. Вот в деле Сергея Литвинова (его обвиняют в разбое во время вооруженного конфликта между подразделениями украинской армии и вооруженными формированиями так называемой "ЛНР", — "Апостроф"), например, есть такие требования? Это еще один украинский гражданин, сейчас идет параллельно суд в Ростовской области в Тарасовском районе, им тоже занимаются консулы в Ростове-на-Дону. Никто же не говорит о Литвинове! А его обвиняли сначала и в незаконных вооруженных действиях, сейчас осталось обвинение в разбое. Почему я вам это говорю? Потому что результат этих общественных акций и международного давления уже достигнут. Нельзя сказать, что темы Савченко нет, как хотелось бы Кремлю, с глаз долой — из сердца вон. Этого уже не произойдет никогда. Поэтому Путин вчера после прямой линии так и отвечал: "мы участвуем в переговорах", "не надо забегать наперед". На его языке это означает, что не надо торопиться, что "все будет хорошо, но когда мне, Путину, это будет выгодно, а не когда вы этого захотите".
— Но ведь счет сейчас идет на дни.
— Умереть ей, я надеюсь, не дадут, потому что это запрещено в системе СИЗО, плюс я могу сказать, что они, конечно, боятся серьезного ущерба для ее здоровья. И я надеюсь, что мы уговорим Надежду не голодать. Но она это сделает, если ясно услышит, что, условно говоря, ее отпустят в мае, в июне, в июле. Если она увидит соответствующий документ, и мы ей подтвердим, что это весомо, под этим есть основания, тогда это будет основанием и для прекращения голодовки. А пока никто ей не сказал, что ее точно отпустят. Ведь сейчас существует только приговор с 22 годами. Поэтому да, это проблема.
— Знаете ли вы, кто сейчас участвует в переговорном процессе, кто контактирует по делу Савченко со стороны Кремля и со стороны Украины?
— Нет, я даже не хочу фантазировать на эту тему, я считаю, что это дело неблагодарное; обозначены два президента — Путин и Порошенко. А кто там конкретно ведет переговоры, чем занимается, — это, честно говоря, не вопрос адвокатов. Я не очень доверяю инсайдам.
— Есть ли какая-то новая реакция с российской стороны по поводу предложения Порошенко обменять Савченко на Александра Александрова и Евгения Ерофеева (российские спецназовцы, захваченные украинскими военными в районе Счастья в прошлом году, — "Апостроф")?
— Есть только публичная реакция, все остальное — никчемная болтовня. Публично было ясно сказано, что "мы подумаем над этим предложением", "мы ведем переговоры" Дмитрий Песков (пресс-секретарь Владимира Путина, — "Апостроф") комментировал это все. Остальное — спекуляции, не имеющие под собой оснований. Даже те из наших людей, кто в этой теме, начинают комментировать, вы не слушайте их. "Завтра отпустят, привезут на самолете, хорошие новости" — это все из области фантастики. Это неблагодарная вещь, это только вредит.
— Вы хотели провести конференцию "Савченко", в Сахаровском центре в Москве 26 апреля. Вам отказали. Что вы теперь намерены делать? Если Надежда не откажется от сухой голодовки, есть ли у вас и у нее в принципе эти десять-одиннадцать дней и не будет ли слишком поздно для каких бы то ни было конференций в конце апреля?
— Вы задаете хороший вопрос, на который нет хороших ответов. Я не хочу гадать, есть ли у нее десять дней. Что касается, собственно, конференции, то да, была у меня такая идея — провести конференцию, куда пригласить депутатов украинской Рады из "Батькивщины", из других фракций, пригласить представителей Евросоюза, дипломатов и так далее, которые бы с удовольствием в ней приняли участие. Можно было бы, во-первых, потребовать скорейшего обмена, во-вторых, обменяться информацией, в-третьих, проверить усилия, необходимые для того, чтобы ускорить этот процесс. То есть, это было бы такое общественное и правозащитное мероприятие, на котором можно было бы открыто поговорить с разными заинтересованными лицами о проблеме Савченко. Название конференции так и была сформулировано — "Савченко", потому что больше и добавлять ничего не надо. Но Сахаровский центр отказал, потому что жжется, тема токсичная. Займешься ею — и лишишься центра или финансирования, или еще чего-нибудь. Поэтому я как раз очень трезво на эти вещи смотрю. Ну, не дали — и не дали. В Москве такое мероприятие нигде не дадут провести.
— Может, стоило бы попробовать в другом месте, в другом городе?
— Абсолютно исключено. Давайте во Владивосток еще поедем. Надо проводить в Москве, разумеется.
— И никаких предложений провести это мероприятие в другом месте вам не поступало?
— Беда знаете в чем? В Украине представления о том, что происходит в российском обществе, странным образом деформированы. Они не понимают, как можно жить без свободы СМИ, без возможности выражения точки зрения публично, без полноценной правозащиты и так далее. То есть, люди настолько привыкли к состоянию, пусть даже хаотической свободы, что они не понимают, как без этого можно жить. Вот здесь так живет вся страна, и Москва - не исключение. И правозащитники, и СМИ здесь — не более, чем ширма, декорация все той же власти, поэтому на эту тему фантазировать можно много, а реальность такова: вы хотите что-то сделать, и на вас есть прямой запрет. Также, как на меня есть прямой запрет — освещать мою деятельность в СМИ. Это называется "эмбарго", на мое имя "наложено эмбарго". Это эмбарго распространяется на все на свете. И на Савченко в том числе. Ведь не сама Савченко приедет из тюрьмы, речь идет о круге людей, который будут о ней общаться. Об иностранных, в основном, украинских СМИ, которые приедут, и так далее. И это считается очень опасным.
