Продолжается очередное обострение дискуссий и эмоций на тему внутреннего измерения конфликта на Востоке Украины. Не первое и не последнее: общество, включительно с политическими лидерами, продолжает пребывать в плену лозунгов, мифов и противоречий – вместо того, чтобы заняться поиском сложных решений. Такое мнение высказал "Апострофу" эксперт Международного центра перспективных исследований (МЦПИ) Николай Капитоненко.
Почему не сработал такой простой и понятный нарратив о войне с агрессивной Россией как единственном измерении конфликта? По разным причинам, и российская пропаганда – далеко не главная из них. Весной 2014 года кризисы возникли одновременно по всей стране, и определяющим был кризис легитимности. С революциями не бывает иначе, они всегда оставляют у многочисленных групп в обществе ощущение нарушенных прав или угрозы. На закате эпохи Януковича Украина не была ни демократическим, ни эффективным государством. Собственно, поэтому Майдан и стал возможен как широкое движение, а не политическая технология. Обратной стороной была цена: слишком многие в бедной и неэффективной стране имели основания сомневаться в легитимности новой власти, особенно в период до президентских выборов 2014 года.
Удивительно, что для многих это оказалось неожиданностью. Поверхностный взгляд на статистику конфликтов последних тридцати лет говорит о том, что вероятность внутренних расколов резко повышается вследствие любых революций, связаны ли они с достоинством, весной, цветами или чем-то еще. Поэтому уже в марте 2014 года было очевидно: самый большой вызов для Украины – сохраниться как государство. Для этого нужно было не только справиться с российской агрессией, но и восстановить базовые институты и вообще донести до всех граждан способность государства обеспечивать справедливость, безопасность и перспективу развития. Многие не поверили. Многие ощутили себя обманутыми, а свои интересы посчитали ущемленными. И такие люди были везде, не только на Востоке. Расколы политических элит, поляризация общества на фоне глубокого революционного кризиса легитимности создали очень благоприятный фон для конфликтов внутри страны.
Читайте: Как заставить Кремль отступить: что не так со стратегией холодной деоккупации Донбасса
Российская агрессия умножила и усилила эти риски, а их эксплуатация стала частью долгосрочной стратегии Кремля в отношении Украины. Но закрывать глаза на их существование и отрицать остальные измерения конфликта, не связанные с российской агрессией, недальновидно. Вместо отрицания глубоких расколов в украинском обществе, вызванных некомпетентностью, жадностью и недальновидностью элит всего периода независимости, лучше задуматься о том, что с ними делать; превратить решение этой проблемы в ключевой элемент как управления конфликтом на Востоке, так и стратегии национальной безопасности в целом.
Аргументы тех, кто объявляет любое упоминание о внутреннем конфликте предательством, слишком поверхностны. Как, впрочем, и большинство решений, предложенных ими в течение последних шести лет. Эти рецепты не работают и способны лишь держать нас в тупике. Нарратив о войне с Россией требовал совершенно иной тактики. Сегодня же его потенциал исчерпан во всех сценариях, кроме того, где конфликт в текущем виде сохраняется на десятилетия, Украина продолжает платить за него дороже всех и безуспешно пытается убедить европейцев в том, что защищает и их интересы. Без ЕС, без НАТО, в серой зоне безопасности и за собственный счет.
Попытки изменить эту траекторию связаны и с признанием внутренних драйверов конфликта, и с еще одним болезненным вопросом – возможностью прямого диалога с так называемыми ДНР/ЛНР. Во вселенной простых решений с террористами не ведут диалогов, а выигрывают просто потому, что воюют на стороне добра. В реальной действительности не переговоры с террористами представляют собой сложную задачу, а решение о том, идти ли им на уступки. Для того чтобы такое решение принять, важно как можно более точно знать цели и интересы оппонентов. Переговоры этому могут помочь. В конце концов, война с террористами ничем не лучше или хуже, чем война с государством-агрессором. Вполне вероятно, что переговорные позиции Украины будут выглядеть сильнее в диалоге с ДНР/ЛНР, чем с Москвой.
Не совсем понятно, почему переговоры вызывают так много эмоций, будь-то с Путиным, сепаратистами или любыми иными неудобными переговорщиками. У нас нет других путей, в частности военных решений. Если мы хотим что-то изменить в динамике конфликта, придется вести сложные переговоры.
Другое дело, если мы не хотим ничего менять. Тогда ни переговоров, ни диалогов не нужно – а нужна эффективная стратегия сдерживания России, отказ от возврата территории и соответствующий план. "План Б", сводящийся к изоляции оккупированных территорий (стена и т.д.) работать не будет, как и другие простые планы.
Воображаемая картинка, в которой реинтегрированный Донбасс диктует свои условия и вообще играет роль троянского коня, многим не нравится, но возврата территорий на исключительно наших условиях не будет. Мы не стали сильнее, не стали успешнее и не нашли союзников для такой борьбы. Заявлять о важности возврата территорий и отбрасывать любые диалоги как предательство – это лицемерие. Честнее уж тогда сказать, что возврат территорий – не главное, и у Украины есть задачи поважнее. Украинское общество, а за ним (а не раньше него) политики начинают понимать, насколько глубоким и долгосрочным стал для нас вызов длящегося на Востоке конфликта. Достичь мира – исключительно сложная задача. Даже если под "миром" понимать только лишь прекращение огня.
