Командир взвода 25-й отдельной воздушной десантно-штурмовой бригады ИГОРЬ ОЛЕЙНИК пережил настоящий ад. В первый день широкомасштабного вторжения 52-летний мужчина пошел в военкомат и вскоре оказался на фронте на одном из самых горячих направлений в Харьковской области. В боях за Изюм мужчина получил тяжелое ранение, был вынужден самостоятельно ампутировать себе ногу, трое суток выживал в лесу, питаясь только дождевой водой и отбивался от бродячих собак, которые рыскали в поисках трупов. Потом десантника нашли… но это были бурятские оккупанты. Военный попал в плен, вытерпел нечеловеческие пытки и несколько раз был на грани жизни и смерти. Свою невероятную историю Игорь Олейник рассказал "Апострофу".
- Игорь, уже год как длится большая война. Помните свое 24 февраля 2022 года?
- Конечно же помню. Меня разбудил звонок с вопросом: "Ты новости смотришь? Война началась". Бомбили уже аэропорт в Днепре. Я позвонил маме, чтобы она приехала посидеть с сыном, которому 15 лет. Она приехала и я сразу поехал в военкомат.
Читайте: Я взял в руки автомат, чтобы мои дети никогда не видели войны - боец ВСУ Максим Степаненко
26 февраля меня уже вызвали в военкомат, я позвонил сыну, чтобы он собрал мне рюкзак и вынес тайком от бабушки. В военкомате меня посадили в автобус и привезли в 25-ю бригаду.
- Если у вас несовершеннолетний сын, вы по закону имели право на отсрочку от мобилизации, но не сделали этого. Какой была лично ваша мотивация?
- Да, я мог бы получить отсрочку, ведь я сам воспитываю несовершеннолетнего сына. Но я не мог остаться в стороне. Выходит ты воспитываешь сына, учишь его как нужно поступать в жизни, говоришь красивые слова, а сам сидишь и за его спиной прячешься. Я не мог этого сделать. И не хотел, чтобы враг пришел в наш город, разрушил его, убил людей.
- На какой участок фронта отправились служить?
- Я был все время на изюмском направлении. Каждый день обстрелы, боевые стычки, уничтожали их колоны. Но там тоже есть люди, которые умеют воевать. Правда, у них не все слажено. Они толпой могут выскочить прямо на твою позицию. В последнем бою мы вдвоем расстреляли больше 20 человек. Было поразительно, почему они просто толпой вышли на нас. До сих пор задаю себе этот вопрос.
- Как получили ранение? При каких обстоятельствах?
- Это было 17 апреля на вербное воскресенье. Выглядывало солнце, но вдалеке была дымка, трасса полностью не просматривалась, поэтому мы увидели вражескую технику уже только тогда, когда она начала выскакивать по направлению к минному полю. Я по рации передал о шести единицах техники, чтобы их накрыли артиллерией. Но их не накрыли, а за это время, минут за 20-30, они сделали себе проход в минном поле и вышли к селу где была моя позиция и начался минометный обстрел. Я взял гранатомет и приготовился выстрелить, когда увижу цель, а рядом со мной был побратим в тактических наушниках. Я услышал, что мина летит где-то совсем рядом. Я оттолкнул его, стал на его место, но сам отпрыгнуть не успел и мина прилетает мне прямо под правую ногу. Падаю, и вижу, что ногу мне оторвало, но не полностью, а в районе ботинка.
Этого парня, что со мной, тоже ранило в район шеи. Я его отправил бежать к нашим, чтобы позвать на помощь и остался один. Начался еще один обстрел, деревья покосило и одна из веток упала мне на раненную ногу. Я пробовал ее убрать, но не могу и все. Силы начали меня покидать я не смог ее поднять. Русские уже продвинулись вперед, а я так и остался. Пролежал день и ночь. Потом мимо меня пробежали два наших танкиста, которые выбирались из окружения. Они подошли ко мне, но я сам, даже не знаю почему, не попросил их убрать эту ветку с ноги. Я попросил у них только дать попить. С собой они забрать меня не смогли, так как до позиций наших было около 30 километров. Один из танкистов похлопал меня по плечу, сказал: "Держись, браток" и они вдвоем убежали дальше.
Я стал пробовать вытащить ногу из-под ветки, но ничего не выходило. Тогда я принял решение, что даже если я ее и вытащу, то все равно болтающаяся нога будет мне мешать. В бронежилете у меня были большие ножницы и я начал пробовать отрезать ногу. Сначала попробовал одной рукой, но не вышло, пришлось двумя.
- Нет потеряли сознание от боли? Потому что самому себе отрезать в лесу ногу… Даже представить сложно, насколько это больно.
- Нет больно уже не было. Все, что ниже турникета на ноге было уже не живым, ведь прошло больше суток. Поэтому, когда я отрезал, то боли вообще не чувствовал.
- Как вам удалось выжить?
- У меня было сильное обезвоживание, очень пить хотелось. Я лежал и просил у бога: "Боже, дай мне воды" и пошел дождь. Я высасывал воду из бронежилета: она собиралась по краям в швах броника. И довольно нормально там было воды, я смог напиться. За счет этой воды и выжил.
На третий день появились собаки. Они тягали труп на поле, а потом подбежали ко мне. Я подумал, что если они меня захотят сожрать, то я даже сопротивляться не смогу. Тогда я выставил отрезанную ногу, они понюхали и быстро убежали.
- Были мысли там, что живым уже не сможете выбраться?
- Конечно же, я об этом думал. Я тогда многие свои взгляды на жизнь пересмотрел, многие ценности поменялись, пока я там лежал. У меня еще оставался телефон и как-то ловил связь. Я позвонил своему командиру отделения и сказал, что я живой и лежу в посадке. Но я так понял, он мне не поверил, мало ли, может я под российским влиянием уже звоню. Я бы и сам не поверил себе, так как всегда думал, что если человеку оторвало ногу, то дольше 2–3 часов без медицинской помощи он не живет.
- Как попали в плен?
- Это случилось под вечер на третьи сутки. Я услышал звук техники: БМП. Я подумал, что это наши и начал махать рукой, а потом, когда ко мне подъехали ближе я рассмотрел букву V. Ко мне подошли с автоматами, проверили, чтобы я был не заминирован. Их старший группы передал комбату по рации, что нашел раненого украинца, а комбат сказал: "Он нам не нужен". Тогда старший говорит мне: "Ну ты сам все слышал", достал пистолет и приставил мне ко лбу. Но после этих трех дней в лесу мне было уже как-то все равно: он на меня смотрит, а я ему в глаза. Тогда он убрал пистолет и сказал: "Все равно сдохнешь". Сели и уехали. Но минут через 20 все же вернулись, погрузили меня сверху на БМП и привезли к себе. Выбросили меня в каком-то дворе на бетоне. Через время подходит ко мне какой-то военный бурятской национальности с ножом и говорит: "Выбирай, что тебе отрезать: ухо или яйца?" Я говорю: "Не то и, не то". "Нет, так не пойдет, выбирай что-то одно", - отвечает бурят. Тогда мне пришлось выбрать ухо, он подошел сзади, склонился надо мной, и я почувствовал холодное лезвие ножа возле головы. Как вдруг кто-то крикнул, чтобы этот бурят отошел от меня. Я так понял, что это был их комбат. Тоже, кстати, бурят. И первый вопрос, который он мне задал, меня шокировал. Он спросил, почему мы их убиваем, ведь они пришли нас освободить, начал рассказывать про "братские народы".
- То есть они на полном серьезе считали себя освободителями?
- Да, и для них это не понятно, почему мы против. Ну они как в скафандре, о чем там говорить.
Потом меня перевезли в Изюм. Занесли ночью в какой-то ангар, кинули на стол, завязали глаза скотчем, а минут через 20 зашло 5–6 человек. Они стали спрашивать о количестве единиц техники. Я отвечал, что не знаю, но их это, конечно, не устраивало. Тогда они достали болгарку, стали возиться с генератором, но он не заводился. Болгарку убрали и взяли бензопилу, завели ее и начали пилить мне ногу бензопилой. Отрезали кусок кости. Я это прочувствовал конечно и закричал, скажу честно, даже заплакал, просил, чтобы меня пристрелили. Потом еще раз отрезали кусок кости. Тогда я понял, что мне нужно уже что-то выдумывать и я просто выдумал количество нашего личного состава и техники.
Потом меня вывозили в Белгородскую область. Нас вынесли троих: меня и еще двух наших парней. Загрузили в машину сначала первого парня, потом меня, а потом я слышу, как кто-то говорит: "Третьего можете не грузить, все равно нет смысла, вертолет полный и мест нет". И в следующий момент я слышу выстрел. Его пристрелили прямо возле машины. Ехали минут 30–40, потом мы остановились и прилетел вертолет. Начали меня засовывать в него, а я уже не помещаюсь там. Тогда я подумал, что все сейчас и меня тут пристрелят. Но кое-как меня все же засунули. У меня сразу отлегло.
После обмена. Похудел почти вдвое
- Какую-то медицинскую помощь вам там оказывали?
- Оторванная нога все время болела, мне казалось, что она есть. Я попросил военного полицейского позвать медперсонал, чтобы мне вкололи какой-то укол, потому что терпеть я уже не мог. Пришла медсестра, и вколола так, что после ее обезболивающего мне стало еще хуже. Больше я не просил. На пятые сутки мне сделали операцию и отрезали ногу выше колена: две трети бедра. Около 5–6 сантиметров ноги оставили. Спустя несколько дней меня перевезли в госпиталь в Курске.
- Ваш сын все это время знал, что с вами и где вы?
- Да, он знал. Я когда был еще в Белгородской области ко мне подошел какой-то офицер и спросил, есть ли у меня дети. Я ответил что есть, тогда он дал мне телефон и я смог набрать сына и сказать, что со мной все в порядке.
Был еще момент, когда они дали мне на бумажке текст и сказали прочесть его перед камерой. Нужно было прочесть, что я воевал и меня бросили свои же. Сказали, что если я не прочту этот текст, то я им буду уже не нужен. Пришел человек в маске с пистолетом, стал напротив меня, они направили на меня камеру и сказали читать.
- Как произошел ваш обмен?
- Уже в Курске ко мне пришел их начмед и спросил, согласен ли я поехать на обмен. Конечно же, я согласился. Ну я был тяжелораненный, со мной возиться просто никто не хотел. Для обмена меня перевезли в Симферополь.
В Симферополе госпиталь был забит их раненными. Они заходили ко мне в палату, вместе с военной полицией, и спрашивали, почему мы сопротивляемся. Один говорил, что у него сестра в Херсоне живет, он ей написал, что идет ее освобождать, а она послала его на три буквы, и он не понимал почему так.
В госпитале Симферополя, кстати, атмосфера была очень своеобразная. Такое ощущение, что попадаешь в 80-е года прошлого столетия: везде в палатах висят портреты путина и даже в перевязочной портрет путина. Лежишь в палате и постоянно на тебя смотрит эта рожа путина. Это было очень тяжело. В основном весь персонал там украинцы. И они все подходили и на ухо говорили: "Спокойно, я из Украины, все будет хорошо". Но вслух говорить это боятся. В Симферополе я пробыл восемь суток, а потом ночью нас погрузили в машины и куда-то повезли. По дороге я уже узнал, что меня везут на обмен. Привезли в Запорожскую область, мы остановились у разбитого моста, я увидел украинский флаг и у меня потекли слезы. Вроде бы должен радоваться, а на глаза наворачиваются слезы.
- По вашему мнению, за счет чего мы все же одержим нашу победу?
- Когда они заходили ко мне в палату и спрашивали, что происходит, то я понимал, что они сомневаются. А если есть сомнения, то такие люди не до конца будут идти вперед, не такая самоотдача будет у них как у наших. Во-вторых, мы просто не можем проиграть. Пусть их будет больше, но я когда 24 февраля шел в военкомат, то был уверен, что мы победим. Сейчас тем более уверен.
Узнать больше о реабилитации воинов и пострадавших от войны в Украине, а также о помощи украинцам с инвалидностью, которые получили убежище в странах ЕС, вы можете на сайте организации EnableMe Ukraine.
