Адвокат украинской летчицы, депутата Верховной рады Надежды Савченко МАРК ФЕЙГИН в интервью "Апострофу" рассказал о том, когда можно ждать возвращения его подзащитной в Украину и на каких условиях, будущем приговоре по громкому делу и том, почему он считает себя "Зорро" российской юриспруденции.
— Вы написали в Twitter, что обвинительный приговор Савченко предрешен, поскольку вопрос ее освобождения также предрешен, идут переговоры касательно ее отправки домой. С чего вдруг появился такой прорыв в этом деле?
— Нет-нет, никакого принципиального прорыва не произошло. Я вчера (интервью состоялось в пятницу, 5 февраля, — "Апостроф") разговаривал с теми, кто, скажем так, имеет отношение к информации о переговорах. Понятно, что это информация из Киева. Из того, что мне сказали, я сделал эти выводы, которые более оптимистические, чем пессимистические.
— Что все же произошло, что изменилось, ведь все привыкли, что дело Надежды Савченко — это долгоиграющий процесс?
— Близок конец суда. Большая неопределенность была, начиная с марта, с момента нормандских переговоров (имеются в виду также переговоры в Минске, состоявшиеся в феврале 2015 года, — "Апостроф"), на которых вопрос о Савченко ставился. Вы помните эту ситуацию с заявлением президента Украины Петра Алексеевича Порошенко о том, что достигнуты договоренности, что в течение нескольких месяцев она будет свободна. Это звучало. Сейчас стало ясно, что некое публичное обязательство, о котором Владимир Путин не раз говорил, что после суда этот вопрос будет решаться, это подкреплено некими более конкретными вещами, которые являются предельно реалистическими. В частности, Савченко считается украинской "преступницей", в кавычках преступницей. А по другим кейсам, крымским, например, считается, что это не украинские "преступники", а уже российские. Потому сложностей с этой точки зрения с Савченко меньше, чем с Сенцовым (приговор которому уже вынесен, — "Апостроф"), например.
— Вы сказали, что обвинительный приговор предрешен. Какой это будет срок, как вы считаете?
— Это не принципиально. Максимальный срок у нее — до 25 лет. В любом случае, это будет некий пропагандистский приговор, не процессуальный, не судебный, а в политических интересах Кремля. Потому что нужно каким-то образом оправдать и ее полуторагодичное нахождение в тюрьме, ее похищение, а также всю кампанию на востоке Украины и с Крымом, что все было не зря: вот "каратель", вот она убивала российских журналистов. Что же, отпустить ее и признаться в собственной беспомощности? А последние доказательства (невиновности Савченко, — "Апостроф"), полученные из Киева, из СБУ, которые представила сторона защиты и которые были отвергнуты судом, ясно свидетельствуют, начиная от переговоров Игоря Плотницкого (главаря ЛНР, — "Апостроф") с полевым командиром одного из отрядов, который в 10:46 заявляет, что они взяли снайпершу. И эта прослушка была выложена, все это есть, все это тысячи раз переговорено, есть свидетельство Савченко, что она оказалась в плену в промежутке 10:35-10:40-10:46. И интервью, которое давал Егор Русский (глава районной администрации Лутугино, подконтрольного ЛНР, — "Апостроф"), оно тоже записано за полтора часа до гибели российских журналистов (в которой обвиняют Савченко, время захвата в плен фактически подтверждает невиновность в инкриминируемых ей РФ действиях, — "Апостроф"), то есть — в первой половине дня, ну, и так далее.
Плюс вопрос о похищении, это действительно было весьма уязвимое место, потому что какие материальные доказательства, что ее перевозили насильно из Украины, из Луганска в Воронеж? Где взять эти доказательства, ведь это же была спецоперация ФСБ вместе с луганскими сепаратистами батальона "Заря". И тут удалось добыть доказательства путем опознания Савченко одного из похитителей, формальных лиц, которые были уполномочены ее перемещать. Плюс к тому — прослушки, переговоры, которые, наверное, писались бесконечно. И вот нарыли и обнаружили нужные именно в этот период переговоры с указанными лицами. Они тоже выложены, они все являются публичным достоянием. Но суду это (доказательства невиновности Савченко, — "Апостроф") не надо, он в этом не заинтересован, ему с этим не надо разбираться. Поэтому я делаю вывод, что обвинительный приговор (я и без того знал об этом) в данном случае предрешен, потому что суд у нас в России не разбирается, он принимает решения в угоду тем, кто над ним стоит, кто заказывает эти дела — политические дела, конечно.
— Вы что-то будете предпринимать в связи с тем, что Савченко опознала одного из своих похитителей — Павла Карпова (член общественной палаты Москвы, бывший сотрудник администрации президента РФ)?
— Информация была предоставлена суду. Суд отказал в ходатайстве допросить Павла Карпова во время заседания, чтобы узнать у него, похищал ли он (Савченко, — "Апостроф"). Поэтому сделать больше того, что уже сделано, можно, — написать на него заявление, но ведь дело в том, что мы уже подавали на похищение Савченко еще в Воронеже соответствующее заявление в СК (Следственный комитет РФ), если вы помните, по подследственности. Нам было отказано в возбуждении этого дела по ст. 216 российского Уголовного кодекса. Они закрыли дело о похищении, признав, что похищения не было, поэтому сделать в этих условиях можно очень мало.
— На каких условиях Савченко могут отправить домой? Будут ли ее менять на кого-то, к примеру, на Александра Александрова и Евгения Ерофеева (российских спецназовцев ГРУ, взятых в плен украинскими военными в Луганской области в мае 2015 года)?
— Главный военный прокурор Анатолий Матиос говорил, что "менять мы не будем", но отправить Александрова и Ерофеева в Россию после назначения им наказания и приговора мы можем, потому что существует Конвенция о выдаче иностранных граждан по месту их гражданства для отбывания наказания при их согласии, Украина и Россия в ней участвуют. Никто официально объявлять, что это обмен, не будет, потому что для обмена нет условий, нет Женевской конвенции и нет признания Россией себя участником этого международного конфликта согласно ст. 3 конвенции (РФ официально не признает своего участия в войне против Украины, потому конвенция в данном случае не действует, — "Апостроф"). Потому формально процедура будет выглядеть как передача Савченко в Украину для отбывания наказания, а Ерофеева и Александрова — в Россию.
— Это наиболее вероятный сценарий, по-вашему?
— Да, самый вероятный, потому что альтернатива — это помилование, на которое Савченко не пойдет, поскольку она не будет писать заявление о помиловании на имя президента (России, — "Апостроф"), а это необходимо. Помилование — это прощение, то есть — признание вины и просьба о прощении. Но Савченко же вины не признает, поэтому помилование для нее — путь неприемлемый. Хотя хочу вам сказать, что когда надо, и без ее заявления могли бы помиловать — все, мол, отправляйте, здесь все просто. Это формальная сторона. Во всем остальном — какие дополнительные условия? Их, насколько я могу судить, обсуждают в разных форматах, начиная от снятия персональных санкций в Европе, в марте будет обсуждение в ЕС (срок действия адресных санкций, введенных в связи с аннексией Крыма, истекает 15 марта, — "Апостроф"), и заканчивая июльским продлением секторальных санкций в том же ЕС (экономические санкции против России были продлены до 31 июля 2016 года, — "Апостроф") и части американских санкций; это уже женевский формат переговоров, в котором участвуют Соединенные Штаты, помимо европейских стран, Франции и Германии по Украине. А все остальные вещи — мы о них напрямую никогда и не узнаем, только через какое-то время. Все это — конфиденциальные переговоры, я не в курсе, участия в них не принимаю, меня интересует исключительно отправка Савченко домой.
Надежда Савченко и Марк Фейгин в зале суда
— Как вы считаете, когда можно ожидать ее возвращения в Украину? Весной?
— Да, скорее всего, это весна. Потому что приговор объявят в начале марта или конце февраля, буквально через три-три с половиной недели. Далее приговор вступает в законную силу через 10 дней. Савченко отказывается подавать апелляцию, я не согласен с этой позицией и считаю, что апелляцию подавать надо, тем не менее, она не хочет этого делать. Мы пока еще ее убеждаем, но через 10 дней после вынесения, в середине марта, приговор вступит в законную силу. С этого момента может начаться процедура ее выдачи, то есть, Киев может направить запрос о ее выдаче в Украину для отбывания наказания. Там есть ряд препятствий процессуального характера — Украина должна признать законность приговора и так далее, но все это формальная сторона вопроса, этого можно избежать, добившись главного — чтобы Савченко оказалась в Киеве. Все остальное — усмотрения сугубо политического характера, а никак не обязанность соблюдения процедуры, потому что по этой логике Россия должна соблюдать Будапештский меморандум. Что-то я не особо вижу обязательности в исполнении именно этого условия.
— Что в этом деле было для вас самое сложное?
— Сложнее всего было убедить тех же украинских граждан, которые ко мне относятся комплиментарно, с определенной симпатией, что процессуальная сторона здесь не важна, потому что в России нет суда. И я думаю, что мне не удалось какую-то часть в этом убедить.
— Для вас лично это дело что значит?
— Вы знаете, против меня постоянно идет какая-то антикампания. Я защищал многих политических оппонентов (российской власти, — "Апостроф"), для меня нет ничего нового, кампания клеветы идет, и для меня это уже почти привычное состояние. Я точно знаю, что это не последнее такое масштабное мое дело, мне еще предстоят подобного рода дела. И каждое дело — это снова и снова прохождение уже пройденного участка на 70%. И каждый новый политический кейс такого рода — опять с нуля. Это борьба с отсутствием правосудия, с политическим режимом, с отсутствием свободы СМИ в России, все будет по новой. Мне важно Савченко спасти, все остальное — детали.
— Нет ощущения, что вы боретесь с ветряными мельницами, воюете, но ничего особо не меняется, потому что вся система — это фарс?
— Зачем быть адвокатом в системе, где закон и справедливость не действуют, — мне часто задают этот вопрос. Но представьте, что меня бы не было, что в деле Савченко не было бы Фейгина как адвоката. Она бы сейчас находилась в положении куда худшем. Я — последнее олицетворение закона в этой системе отсутствия закона, справедливости. Это я — Зорро, а они все — мексиканские бандиты. Если не буду я этим заниматься — шансов не будет. Простой пример: посмотрите на другие украинские кейсы, что там происходит. Для Савченко лучшее — чтобы был такой как я адвокат, который может, используя политические и процессуальные рычаги, добиться ее освобождения.
