Вокруг нас стоял густой запах крови - очевидец о боях под Иловайском

Пять лет назад российские военные расстреляли колонну украинских войск, пытавшихся выйти из окружения под Иловайском. По некоторым оценкам мы потеряли тогда около тысячи человек, официальные цифры – 220 военнослужащих. "Зеленый коридор" из блокированного города, обещанный российскими офицерами, стал символом предательства. Нашу колону расстреливали, как в тире, и первой была разнесена машина с красным крестом.

Выжившие, заняли оборону в крохотном селе и отбивались от боевиков и кадровых российских военных. Но без боекомплекта, надежды на подмогу были вынуждены сложить, вернее сломать оружие (бойцы уничтожили все, что смогли). Их обещали передать Красному кресту, в итоге более ста добровольцев оказались в подвалах. Андрей Скачков, позывной "Сэм", пробыл в плену дольше всех – без двух дней год. Он был последним добровольцем "Донбасса", которого обменяли в 2015 году.

В своем интервью "Апострофу" он рассказывает о том, как из Донецка поехал в добровольческий батальон "Донбасс"; о первой зарплате в 900 гривен, "Дне артобстрела" на День флага; о том, как тела погибших срезали ножом с обгоревшей техники, а побратимы предлагали пойти в последний бой; как жены боевиков прыгали на избитых пленниках; гимне Украины, который пели шепотом на Новый год; тюремное меню от "Трех укропов"; ностальгии боевиков по сытным украинским пайкам, а также объясняет, почему не считает себя ветераном.

"Это мог быть последний бой, но красивый последний бой"

В мае 14 года я еще жил в Донецке, у меня еще был бизнес по ремонту дизельной техники. И однажды я ехал с работы через центр и увидел как напротив здания ОГА переходит дорогу чучело в "национальной одежде ДНР": спортивный костюмчик, туфельки и "калаш" через плечо. Бухой в дымину. Я посмотрел на это все и отправился в батальон "Донбасс".

Мы быстро зачищали города. Да, не без потерь. И многие бойцы, увидев смерть, уходили. Там же были строители, бизнесмены. Они думали, что у них получится быть военными. Не получилось. Никто на них не обижался.

Хорошо запомнилась первая зарплата в 900 гривен. Приехал дядька, раздал деньги под роспись. Это было в одном из освобожденных нами городов, мы зашли в магазин, купили мороженого, хлеба. Подхожу к кассе, продавец удивленно смотрит на меня: "А вы платить будете? До вас просто брали "на нужды "ополчения".

Потом был Иловайск. Туда поехала первая рота, был первый жесткий бой, погибли "Скиф", "Монгол". Нам сказали, что нужны добровольцы. Собралось 15-20 человек, поехали. Наши заняли оборону в местной школе, мы туда прорывались с боем. Потом, я с товарищами удерживал позицию у ПМС (путевая машинная станция) - прямо напротив "зеленки". Нас пытались обойти с двух сторон, мы отгоняли. Разговоры о продвижении вперед закончились. Начали говорить, что мы в кольце.

На День Флага нам устроили "День артобстрела". Стреляли всем подряд: АГС, "ствольная", минометы. Начали взрываться наши машины, начал детонировать боекомплект, начало "цеплять" соседние машины. Тогда была уничтожена практически вся наша техника. Жесть. Просто жесть.

Пришлось искать технику к выходу. Где-то нашли старенький ЗИЛ, нашли где-то "пожарку". Никаких предчувствий у меня не было. Мы думали, что предстоит обычный маневр: нужно отступить, а потом будем дальше идти вперед.

Потом был злополучный выезд через "зеленый коридор". Выходили полноценной колонной. У меня ранило водителя, я сел за руль "газончика", всего нас в этом автомобиле было десят. Впереди ехала машина, на которой была простыня с красным крестом: там были раненые. И я не слышал звука выстрела, тот автомобиль просто разлетелся на молекулы. Я успел вывернуть руль и съехать в подсолнухи. Пацаны, которые ехали следом, говорят, что в тот же момент, что-то и над нами пролетело.

Мы прорывались через поле к ближайшему селу Червоносельское, за нами горела "пожарка", впереди стояли подбитые ГАЗы. Зарулили в один из дворов и начался бой. В "Танкиста" попал осколок, ему вырвало плечо, и он за считанные секунды истек кровью. Пытался, что-то сказать, но успел лишь начать фразу: "Скажите…" Все остальные из нашей машины выжили.

Был долгий бой, наши подбили танк, взяли в плен россиян, есть видео их допроса. И начались переговоры. Наши обещали нам помощь, колонну. Потом начались разговоры по рациям с россиянами. Медикаментов у нас не было, мы договорились, что они вывезут раненых. И надо было собирать "двухсотых".

Мы знали, что в "пожарке" ехали восемь человек, ищем, ищем, находим только семерых. Наконец, кто-то заметил на раме обгоревшее до неузнаваемости тело. Мы его срезали ножом. И весь следующий день вокруг нас стоял густой запах крови и гноя. Я до сих пор не могу его забыть.

Несколько человек впали в панику: "Мы все умрем". Пришлось просто "выключить". Несколько групп тихо выходили сами. Миша "Лермонтов" предложил выход из окружения боем: прорываться в сторону Донецка, нас там точно не ждали. Но было два минуса. Во-первых, наши раненые становились "двухсотыми", их бы там никто не забрал бы. Во-вторых, это мог быть последний бой, но красивый последний бой.

В итоге решили, что москали сдержат слово, что нас вывезут в Россию или в серую зону, а потом передадут нашим. Из Червоносельского нас вывели в поле, где нас караулили россияне. Жрать было нечего, но рядом было арбузное поле, и был ящик крекеров. После этого, я за прошедшие пять лет не съел ни одного арбуза, даже запах его не переношу.

"Придут бухие сепары: "Донецкие есть? Ну, пошли" и начиналось"

Россияне, выполнили обещание, а через время, смотрим, едет машина за нами. Думали, перевезут в серую зону. Но высыпали сепары с автоматами, выстроили нас в колонну: "Ну, что? Кто не скачет, тот москаль?" и передергивают затворы. Я думаю: "Все, завалят". Рядом Миша "Лермонтов", и у него во взгляде читается: "Пойдем на них?" Мы тогда не думали, что нас будут брать в плен. Но по рядам: "Та, не… Та не…".

Нас было 109 человек, всех отвезли в Донецк, в подвалы здания СБУ. В первые же дни плена нас снимало российское ТВ. Возможно, они невольно нас спасли – нас не завалили, поскольку мы засветились в кадре.

Я сразу сказал, что из Донецка. Хотел им показать, что не все такие, как они. В итоге, относились ко мне как к "предателю", доставалось очень сильно. "Программа" была одна и та же: ежедневные дневные допросы и вечерние развлечения. Придут бухие сепары: "Донецкие есть? Ну, пошли"... И начиналось. Меня сбивали с ног так, чтобы я упал на колени, ставили видео, на котором Донбасс якобы обстреливают "каратели", потом "бабах". И потом либо сам скатываюсь в подвал, либо меня заносят.

Однажды, я лежал в их кабинете, сам подняться не мог. Подошла женщина с ребенком на руках, встала на меня и начала прыгать. Видимо, чья-то жена. Они в бывшем здании СБУ жили целыми семьями, выехали со Стрелковым-Гиркиным, переоборудовали кабинеты под комнаты.

Был случай, сидим в подвале и где-то наверху раздался такой "бум", что у нас вентиляцию сорвало. Оказалось, кто-то пьяный на дне рождения играл с гранатой и самоликвидировался. Прямо праздник был.

Это было большое бомбоубежище с хорошей вентиляцией, которую редко включали. И там - ахренеть как сыро, одежда не просыхала, кожа просто слазила. И ко всему этому, туалет был забит, там было по щиколотку всего.

И месяца через два зашли к нам ОБСЕ, посмотреть, как мы живем. Лежим на досках, просто на полу, только у некоторых есть куски ткани. И они задают вопрос: "Где их постельное белье". Я аж захохотал, такой истерический смех был. После этого стало немного попроще. Начали кормить. До этого была буханка хлеба на 11 человек и жменька перловки. Мы снимали плафон, кипятили там крупу, чтобы она разбухла, чтобы ее стало, вроде как, чуть больше. Пытались так обмануть желудок, но… Сейчас я вешу примерно на 20 кило больше, чем в те дни.

А на Новый год, пацаны в медпункте стырили флакончик спирта. Мы его разбодяжили водой, пустили по кругу кружку и тихо пели гимн Украины.

Я каждый день считал последним, и радовался каждому новому дню. Многие ныли. Не все, но были те, кто повторяли: "Когда нас обменяют? Мы Украине не нужны! Мы здесь умрем". Спасали шутки, юмор. Когда нам разрешили передавать продукты, то кто-то стал "официантом", писал на листике "Меню ресторана "Три укропа". Там было что-то типа: зубец чеснока, ложка меда, 5 граммов сала.

В какой-то момент им надоело нас бить. Но не всем. Но чаще вытаскивали кого-то просто побазарить. Однажды выдернули меня: "У тебя 10 минут собрать группу и под твоим командованием в аэропорт в бой. Даем карабин и три патрона". Я не понял, для чего они это предложили, на тот момент чувствовал себя овощем.

"Почему то они решили, что я - "Рембо"

Через время 75 человек повезли в Иловайск восстанавливать город. Осталось 25 самых опасных, из них 5 склонных к диверсиям, в их числе и я. Почему то они решили, что я -"Рембо". Потом решили меня судить, отвезли на день в РФ в суд, потом перевели в донецкое СИЗО. Завели "уголовное дело" по статье "участие в карательных операциях"

"Прокурор" требовал от 25 лет до расстрела, и я настроился сидеть в тюряге в одиночной камере. Познакомился со смотрящим, разговорились. Они говорят: "Нас эта власть не устраивает. При Украине нас кормили нормально, яблоки, молоко, мед был. Щас этого нет ни хрена. Значит, эта власть - дерьмо". У них все просто: хорошая пайка – хорошая власть.

Научился пользоваться тюремными "дорогами" (система по которой из камеры в камеру передают запрещенные предметы). За сигареты мне пересылали телефон, я мог позвонить родителям. Потом накопил целый блок, обменял его на телевизор. Только мне его принесли, в камеру врывается "маски-шоу". Жестко отмудохали: "Ты из него хотел сделать передатчик и связываться со своими". Решил заняться физкультурой, набрал в пластиковые бутылки песка – опять избили. Говорят, ты побег планируешь. Просился выйти на прогулку – таже история. В итоге, я ходил по своей комнате кругами, "восьмерками", "девятками". Семь шагов в одну сторону, три в другую. Солнце я видел, только когда оно отражалась в соседних окнах.

Говорят, что на войне нет атеистов. Бывают. Я пока сидел, пять раз от начала и до конца прочитал Библию. Ничего для себя там не нашел. Правильно вести себя - это важнее чем соблюдать все праздники. Кстати, не нашел о них там ни одного упоминания.

"Я был в плену без двух дней год"

Когда меня повезли на обмен, я не верил в это. Чего стоит "слово офицера" я понял в Иловайске. Я не верил что освобожусь, когда сидел в машине Владимира Рубана. Сомневался когда был уже в Краматорске. И только когда обнял родителей понял, что на свободе.

Я был в плену без двух дней год. Как раз была годовщина Иловайского "котла", меня пригласили в Киев. Я пообщался с пацанами, решил погулять. И смотрю везде праздник, парочка целуется на лавочке, кто-то танцует, а одна женщина подходит: "посетите нашу комнату страха". Вечером сидели с друзьями, они сказали: "Если тут не чувствуют войны, мы на Востоке все делаем правильно".

После госпиталя я опять пошел воевать в "Донбасс". Почему? Я ведь служил всего два месяца до плена. Когда "Донбасс" расформировали, пошел на гражданку, поработал немного телохранителем, потом открыли с товарищем СТО по внедорожникам. Весной прошлого года погиб "Май", погиб "Футболист".

Я после этого места себя не находил, я на гражданке – они там. Связался с "Филиным": "Командир, так и так". А потом встретил в штабе мужика с позывным "Ангел" он говорит : "Может, на пять лет контракт подпишешь?". Расценил это как знак, раз ангел такое сказал, чего спорить.

Я не понимаю, какие могут быть ветераны, пока война не закончилась? Мы участники боевых действий. И когда Донецк освободят, я вернусь в родной город, сяду на набережной Кальмиуса и, наконец, выдохну.