Четверть века назад, 8 декабря 1991 года, в охотничьей усадьбе Вискули, что в Беловежской пуще в Беларуси, высшие должностные лица союзных республик Украины, Беларуси и России подписали "Соглашение о создании Содружества Независимых Государств", означающее распад Советского Союза. Парадоксально, но исчезновение с карты мира столь громадного тоталитарного государства не повлекло за собой немедленного кровопролития. Российский историк Андрей Зубов сомневается, что в СССР тогда был возможен югославский сценарий, подразумевающий всепоглощающую войну. Зубов отмечает, что ностальгия по советскому прошлому свойственна не только русским, но и украинцам и представителям других бывших республик. Тем не менее, уверен он, подписание Беловежских соглашений и распад Союза на тот момент были практически единственным реальным сценарием.
Как и всегда, распад государства имеет двойной смысл. Если гибель коммунистического режима — это безусловное благо, то распад страны нельзя назвать благом безусловным. Мы видим, сколь много негативных последствий у любого раздела страны — выхода Шотландии из Великобритании, например, или отделения Каталонии от Испании, ведь население делится пополам.
Дело в том, что за многие десятилетия или даже века устанавливается огромное количество экономических, политических, человеческих связей, разрыв которых всегда деструктивен. Кроме одного случая: когда одна часть страны, один народ эксплуатирует другую часть страны, другой народ, подавляет его, мешает свободно развиваться. С коммунистическим режимом было именно так. И поэтому выход любой части из СССР и превращение ее в независимое сообщество - всегда было положительно. Даже если бы из Советского Союза вышла не Украина, а, скажем, Псковская область, вполне русская, это тоже было бы для Псковской области очень хорошо. Так же, как для Тайваня очень хорошо не быть в коммунистическом Китае.
Если бы режим в стране, которая называлась Советским Союзом, и после уничтожения коммунизма остался деспотическим, политически несвободным, олигархическим, разрыв с ним и тогда был бы безусловным благом. Если бы, наоборот, началась перестройка страны в сторону максимальной свободы не только отдельных граждан, но и народов и частей, если бы началось превращение СССР в нечто вроде Европейского Союза, то, конечно, сохранение какого-то единства было бы благом. Но поскольку этого не произошло, распад СССР можно считать благом наибольшим.
Но весьма важно понять, что хоть Советский Союз и распался, отдельные его части полностью сохранили дух старого государства. В Украине, Казахстане, Узбекистане, Беларуси с разной степени силой и в разных формах есть нездоровые тенденции бывшего Советского Союза, что на самом деле сближает эти страны с нынешней РФ по типу управления и отношения к человеку. Это все говорит о том, что разделение, как и единство, не дает положительного плода — необходимо преобразование.
Трудно сказать, какими могли быть другие сценарии, кроме подписания Беловежских соглашений. Я не люблю говорить в сослагательном наклонении, но возможности для построения более свободного союза были. Даже в свое время, в 1989 году, я и двое моих друзей предложили некую модель переустройства территории СССР в демократическое федеративное государство. Она была опубликована в журнале, который тогда назывался "Рабочий класс и современный мир", но не привлекла внимание, потому что доминировала концепция Горбачева "сильный центр, сильные республики", абсолютно абсурдная, потому что сильным может быть только одно из двух.
Чего я в 1989 году не мог учесть, потому что просто этого не понимал, — невероятно разрушенное нравственно-духовное естество народов России. Строить любую политическую систему можно только с более или менее здоровым народом. К сожалению, оказалось, что практически все народы СССР больны — это показали многочисленные конфликты. После 70 лет тоталитарной диктатуры, уничтожения огромного количества людей при очень больших претензиях народов друг к другу вряд ли мог быть другой сценарий, кроме того, который осуществился.
Народы СССР в разной степени были близки к кровопролитию. Где-то межнациональный антагонизм был очень силен. Как вы помните, первое кровопролитие произошло в Ферганской долине в 1986 году. И в 1988 году оно произошло в Закавказье в конфликте между армянами и азербайджанцами. Где отношения были напряженными, кровопролитие происходило практически автоматически после ухода советских войск. Но между украинцами, россиянами и белорусами такого антагонизма не было. Могли быть разные сценарии, но я не думаю, что югославский сценарий на всей территории Советского Союза был бы возможен. В силу того, что у нас нет той суммы воспоминаний о прошлом отцов и дедов, взаимной ненависти - не политической, а национальной, которая была в Югославии. Но, конечно, масштаб кровопролития мог быть намного больше.
Советский Союз был империей. Сталин и Молотов не скрывали своих имперских амбиций и симпатий. Причем Сталин ощущал себя наследником русских царей. Сейчас, видимо, Путин и его окружение переживают общий имперский комплекс, и идеалом для них является именно Сталин, потому что по духу они - советские люди в имперско-националистическом смысле, а не люди дореволюционной России. Это тот же абсолютно бездуховный, циничный политический дискурс, намного более жестокий, чем дореволюционный. И это именно империализм: желание величия, стремление быть наравне с США...
Эти странные мысли сейчас, видимо, сильны среди кремлевской элиты. Народ же чувствует еще и ностальгию по своему личному прошлому. Причем не только в России. Мне приходится много говорить с людьми, в том числе украинцами, которые по тем или иным причинам оказались в России, людьми из Средней Азии, Закавказья. И ностальгию по Советскому Союзу высказывают очень многие. Идеологический момент их не волнует, диктатура забыта, нищета советская, естественно, тоже забыта, а вот чувство, что мы были вместе, сохранилось. Они ведь сейчас приехали в Россию и хотели бы туда приехать не как в другую страну, а как в часть собственного государства. Ностальгические чувства есть. У части русских они связаны еще и с имперской амбицией, но далеко не у всех, мне кажется. Фантомная боль погибшей империи — общее качество. Оно было свойственно и немцам: желание возродить колонии было ведь одной из идей Гитлера. Оно сейчас свойственно и англичанам, которые не то чтобы хотят возродить империю, но вспоминают о былом величии. Все памятники былому имперскому величию XIX века красуются на главных площадях Лондона. Так что эта ностальгия в мире повсюду.
