Разговоров о предстоящей встрече лидеров государств нормандского формата – Украины, России, Германии и Франции – становится все больше. Если эта встреча состоится, она станет главным тестом для стратегии управления конфликтом на Донбассе или доказательством ее отсутствия. Такое мнение высказал "Апострофу" эксперт по вопросам внешней политики Международного центра перспективных исследований Николай Капитоненко.
Момент сложный и ответственный. Усталость от конфликта на востоке Украины в Европе ощущается, а вместе с ней – и желание подтолкнуть Киев и Москву к поиску, пусть и временного, но более-менее стабильного и предсказуемого modus vivendi. Подталкивать будут обе стороны, и поскольку мы слабее, то будем чувствовать давление сильней. Нам даже может показаться, что Берлин и Париж хотят нас принудить к миру на невыгодных условиях, но это будет неверной оценкой: в европейских столицах прекрасно понимают ограниченность своих возможностей и все-таки помнят о том, на чьей стороне право и справедливость в этом конфликте. Но ситуация в реальной политике такова, что соображения силовых расчетов, в которых роль России непропорционально велика, часто оказываются более значимыми, чем рассуждения о морали, добре и зле. Нам нужно готовиться к не совсем комфортным аргументам, вопросам и предложениям со стороны европейцев.
Вообще сам нормандский формат все больше отличается от наших традиционных представлений о нем. Мы в большой степени еще живем в координатах 2014-2015 годов, когда шок и возмущение от российской политики чувствовались особенно остро и в Украине, и по всей Европе. Именно в тех условиях сформировалась наша базовая риторика и восприятие действительности. С тех пор действительность изменилась сильнее, чем наши представления о ней. Европейцы по-прежнему осуждают действия Кремля и считают их причиной текущего кризиса региональной безопасности. Но в то же время мало кто всерьез воспринимает угрозу появления российских танков или зеленых человечков в европейских столицах. Опасность видят в другом: в разбалансированности ожиданий, утрате потенциала и ослаблении стратегических позиций Европы в конкуренции с другими центрами силы современного мира. В этих условиях конфликт на Донбассе воспринимается больше, как препятствие для развития, долговременный дестабилизирующий фактор, влияние которого желательно свести к минимуму.
Читайте: Бумага для туалета: почему Россия не прекращает обстрелы на Донбассе
Отсюда и изменение смыслов нормандского формата. Сегодня он не выглядит как попытка компенсировать слабость Украины с помощью играющих на ее стороне Германии и Франции. Каждый в этой четверке играет сам за себя. Но есть и общие интересы, пусть и слабые: держать эскалацию под контролем и исключить любые сюрпризы. Формат работает на замораживание конфликта, хотя даже его достичь не может: люди продолжают гибнуть. То обстоятельство, что встречи на высшем уровне происходят крайне редко и без видимых последствий, подтверждает простую истину: сохранение текущего состояния конфликта выгоднее и безопаснее для всех.
Соответственно, делать ставку на старую риторику и пытаться превратить Берлин и Париж в усилителей позиций Украины – не самая лучшая тактика для нас. Более эффективно будет понять глубокие интересы всех четырех участников и увидеть, в чем может быть конкретная польза многостороннего формата для их сближения.
По существу нормандский формат управления конфликтом – это попытка организовать интегративные переговоры. Студент третьего курса, не прогуливавший лекций по конфликтологии, знает: интегративные переговоры отличаются от торгов распределения тем, что стороны в них выступают партнерами и ищут решения общих проблем. Представить Украину и Россию в качестве партнеров может быть сложно, однако даже в нынешних условиях есть цели, которые являются общими. Но дело в том, что целей этих мало, а диапазон удовлетворительных результатов не пересекается. У конфликта по-прежнему нет политического решения, которое бы для обоих государств было бы лучше, чем его продолжение.
Германия и Франция продолжают рассматривать формат как интегративные переговоры и верят в то, что частичное урегулирование конфликта отвечает интересам всех – вопрос лишь в том, как распределится цена за такое решение. Они исходят из того, что если подтолкнуть стороны к взаимным уступкам и выступить посредниками – в том числе для слабых гарантий достигнутых результатов – то можно найти решение. Основные проблемы состоят в том, что, во-первых, никакие внешние гарантии не могут быть достаточными; а во-вторых, цена даже небольших уступок как для украинской, так и для российской элиты может оказаться неприемлемо высокой.
С учетом всего этого от нормандского саммита можно ждать поиска возможностей расширения пространства для уступок и компромиссов при активной поддержке европейцев. С какой-то точки зрения, они хотят покончить с конфликтом даже сильнее, чем мы или россияне. И следующая встреча на высшем уровне будет посвящена выяснению того, насколько Украина и Россия готовы рассматривать друг друга как партнеры в решении этой конкретной задачи.
Европейцам важна эта информация, что может стать нашим едва ли не основным преимуществом на переговорах. Если держать диапазон решений приоткрытым, ссылаясь при случае на общественное мнение, справедливость, позиции партнеров и тому подобное – то сделать Париж и Берлин своими ситуативными союзниками получится лучше, чем просто эксплуатируя риторику про агрессивность России. Возможно, в некоторых вопросах ситуативным партнером может стать даже Москва, хотя это отдельная и сложная тема.
Что нам нужно от возможного нормандского саммита?
Во-первых, фиксация того, что европейцы готовы и дальше втягиваться в конфликт политически, финансово и репутационно. Донбасс продолжает быть проблемой не только Украины, но и Европы. Долгосрочной проблемой низкой интенсивности, которая ухудшает ситуацию для всех. Эти слова европейцам понятны.
Во-вторых, снижение шансов на то, что нормализация отношений между Европой и Россией будет происходить без всяческого учета нашего мнения. Это перспектива вполне реальна и даже наиболее вероятна. Россия слишком сильна, чтобы быть выключенной из европейских проектов, планов и стратегий. Лучше исходить из того, что любые антироссийские меры и режимы носят временный характер.
По этому вопросу у нас меньше рычагов давления, чем кажется. До сих пор траектория исключения и возврата России из разных форматов, наложения на нее разных санкций определялась не нашими желаниями или аргументами, а интересами наших западных партнеров. И это логично: тот, кто использует санкции, сам определяет условия, цели и цену. Нормандский формат нам нужен для того, чтобы доносить свои аргументы до европейцев и как можно точнее знать, какую цену Россия готова платить за ослабление любых ограничительных мер.
В-третьих, нам нужно признание европейцами всей повестки дня наших двусторонних отношений с Россией. Крым, транзит, гуманитарные проблемы, безопасность, торговля – для нас важно не остаться со всеми этими вопросами один на один с Россией после того, как нормандский формат прекратит свое существование – по какой бы причине это ни произошло.
Чтобы встречи на высшем уровне не превращались в бессодержательные отчетные мероприятия, на многие вопросы нам хорошо бы ответить внутри Украины. Провести красные линии, обозначить приемлемые и неприемлемые результаты, которых, как правило, бывает много, а не один. Понять, как будут выглядеть наши отношения с Россией в ближайшие годы и десятилетия и что будет считаться нашей победой в этом сложном и асимметричном противостоянии.