Один из украинских «киборгов», командир роты 5-го отдельного батальона добровольческого украинского корпуса (ДУК) «Правый сектор» АНДРЕЙ ШАРАСКИН рассказал корреспонденту А' ДЕНИСУ ПОПОВИЧУ, что сейчас украинские силы контролируют оба терминала и навигационную башню Донецкого аэропорта. До войны господин Шараскин являлся театральным режиссером, за что получил среди бойцов ДУК псевдоним «Богема». Не имея специальной военной подготовки, «Богема» в октябре две недели провел в Донецком аэропорту и даже командовал обороной объекта. В награду за это Андрей Шараскин получил боевой пистолет «Форт-17».
– Андрей, как получилось, что вы попали в Донецкий аэропорт?
– В начале октября моя группа выдвинулась туда в добровольном порядке. И поскольку я несу ответственность за этих людей – у меня не осталось выбора. Буквально через сутки мы въехали на объект на бронированном микроавтобусе.
– В Донецком аэропорту идут ожесточенные бои. А у вас совершенно мирная профессия – театральный режиссер. У вас была какая-то специальная военная подготовка?
– Никакой специальной военной подготовки не было. Лишь весной, сразу после Майдана, я прошел курсы в «Правом секторе».
– Много ли бойцов «Правого сектора» сейчас воюют в Донецком аэропорту?
– Было время, когда соотношение было где-то 3 к 1 в пользу «Правого сектора». Сейчас же ситуация в этом отношении выровнялась. В аэропорт я пришел как раз, когда был ранен военнослужащий с позывным «Редут». Он руководил обороной аэропорта изнутри. Это действительно классный специалист. После него у военных начались накладки. К тому же прошла не очень удачная ротация личного состава, и по факту пришлось руководить мне. Я расставлял людей на позициях, ставил им боевые задачи, осуществлял координацию с командованием антитеррористической операции (АТО).
– Правильно ли я понял, что вы – представитель политической партии, фактически, руководили обороной вместо военных?
– Получается так. После выхода из аэропорта я пошел в оперативный и в центральный штабы АТО и сказал им – сделайте что-то. Потому что «слить» аэропорт не получится, ребята там сражаются. Ну, и закрутилось. Прислали в подкрепление две бригады, теперь я не вижу смысла в нашем пребывании там. Ведь подразделения «Правого сектора» заточены под диверсионную деятельность. Мы не являемся линейными подразделениями... Но был даже случай, когда нам пришлось действовать в качестве заградотряда...
– Это в каком смысле? Вы что пытались расстреливать тех, кто пытался сбежать?
– Ну, знаете. Когда бои идут на расстоянии от 5 до 50 метров, у людей могут сдать нервы. Просто один из офицеров 79-й бригады поддался панике и начал принимать неверные решения. Пришлось угрожать оружием, чтобы образумить парня.
– Кто вам противостоял? Кого было больше – боевиков или военнослужащих регулярной армии России?
– В первый же день мы выдержали бой с боевиками «Моторолы» (прозвище Арсения Павлова, главаря незаконного вооруженного формирования «Спарта», атакующего Донецкий аэропорт.– А'). Судя по всему, они просто ошиблись, потому что, приблизившись к нам, они принялись кричать – «ребята, да это же мы. Это "Моторола"». Завязался бой на трех этажах старого терминала. Вообще, где боевики, а где российские солдаты, очень хорошо заметно по тому, как они одеты и как себя ведут. Однажды мы увидели, как боевики показывают российскому офицеру позиции. Некоторых из них снял наш снайпер.
– Опишите условия, в которых вам приходилось воевать?
– Сейчас под контролем украинских сил находятся здания старого и нового терминала, а также навигационной башни аэропорта. Все остальные сооружения – гостиница, автовокзал – нами не контролируются. Ребята спят, едят, живут практически на позициях. Огневые бои длятся от двух до четырех часов. Но уже на вторые сутки бойцы к этому привыкают. Мол, далеко ли противник? Далеко. Ну, давай тогда еще поедим. Чтобы вы понимали – ни один объект не обстреливается так сильно, как наш. Используются танки и гаубичная артиллерия.
– Я слышал, что и наша артиллерия отвечает неплохо.
– Абсолютно! Наши военные подтянули артиллерию, и она очень славно работает. Без артиллерии, боюсь, мы бы не продержались.
– С такой интенсивностью обстрелов там давно не должно было остаться никаких строений.
– Как оказалось, не так уж и просто там все разрушить. Например, здание нового терминала представляло собой «стекляшку». Стены у него – из гипсокартона с утеплителем. Они пробиваются даже из стрелкового оружия. Однако несущие конструкции монолитны. Кроме того, мы занимается оборудованием позиций. Подтягиваем даже банкоматы и терминалы для пополнения счета. Они ведь частично бронированы. Двери также поснимали. В последнее время наш комбат – «Черный» – организовал добычу песка, которым мы заполняем мешки, чтобы укрываться от пуль. Кстати, большую инициативу и изобретательность в деле строительства укрытий демонстрируют резервисты вооруженных сил.
– А много ли потерь среди наших бойцов? Я смотрел видеообращение «Моторолы» и «Гиви» (главарь незаконного формирования «Сомали», также атакующего донецкий аэропорт.– А'). Они говорят, что после каждой атаки гибнет по 30-40 «укропов».
– «Гиви» и «Моторола» – клоуны. В ДНР их не любят за то, что они присваивают чужие заслуги. Во время перестрелок потерь у нас нет вообще. Мы научились беречься. Во время артиллерийских обстрелов «трехсотые» (раненые.– А') получаются из-за того, что снаряды выламывают стены и таким образом травмируют людей. Кроме того, в большинстве случаев, ранения представляют собой различные формы контузии.
– А потери противника можете оценить?
– Это довольно сложно сделать. Ну, вы же понимаете, что мы находимся пусть и в условно, но все же защищенном комплексе. А им приходится перебегать через открытые пространства, чтобы добраться до нас. Большие проблемы нам создают собаки...
– Собаки?
– Да, у них есть специально обученные собаки, которые вбегают в помещения, снимая расставленные нами растяжки.
– Я понимаю, что весь период пребывания в аэропорту навсегда останется в вашей памяти. Но что запомнилось вам более всего?
– 7 октября, в день рождения Х...ла (имелся в виду президент РФ Владимир Путин, 7 октября отмечавший свой день рождения. – А'), военная разведка подтвердила возможность использования против нас реактивных систем залпового огня «Смерч» и тяжелой огнеметной системы залпового огня «Буратино». Мы помолились и ждали этого половину суток. Затем во время ротации мы передавали дела новым пацанам и рассказывали им о наших позициях. Потом они спросили меня: «А ты тоже уходишь?». Я отвечаю: «Ну, конечно». И мне тогда запомнился их взгляд, когда они нас провожали. «Все будет хорошо,– говорили мне они.– Передайте только нашему начальству определенные вещи...».
– А почему вы вообще воюете за этот аэропорт, если там практически ничего не осталось?
– Я думаю, есть на то психологические и моральные причины, потому что никакого стратегического значения аэропорт действительно не имеет... Знаете, сейчас ходят слухи о том, что аэропорт могут обменять на какие-то земли на востоке. Но вести торг по поводу собственной земли – это недопустимо! Мы понимаем, что нашу страну дерибанят. Я знаю ребят из 25-й бригады, которые уходили из Крыма со слезами на глазах, и знаю ребят из 95-й бригады, которые плакали потому, что их не пустили в Крым. А ведь в Крыму можно было держать оборону годами. Это ведь не степи Донецкой и Луганской области, там мог бы быть шикарный фронт. Нам говорят, что в Крыму нас бы уничтожили. Совершенно не факт! Пока я вижу, как ребят уничтожают здесь, на открытых местностях. Все это можно квалифицировать как предательство. У нас есть глубокий внутренний враг, но у нас есть и враг внешний. Это Империя, с которой мы воюем уже 350 лет. Люди должны понять, что эта война скоро не закончится, хотя мы и бьемся ради того, чтобы народ не чувствовал этой войны и жил своей нормальной жизнью...
