В очередном выпуске еженедельной рубрики на "Апострофе" писатель Любко Дереш рассуждает о причинах "замирания" политики мультикультурности в Европе и о том, почему ее перезапуск важен для Украины.
Социологические опросы, проведенные в 2013 году авторитетной французской организацией CEVIPOF, которые имели целью выяснить отношение французского общества к иммигрантам (в частности, к мусульманам) показали, что главное чувство, которым переполнено французское общество - это страх. Засилье мигрантов толкает французов становиться сторонниками таких крайних правых организаций как "Национальный фронт", поскольку сами они переживают глубокий кризис ценностей и идентичности, и все хуже понимают, кто они в этом новом, хаотичном мире.
То же самое можно сказать с большой долей справедливости о Великобритании, Германии и других странах, в которых фаза открытости к иностранцам постепенно сменилась на настороженность и, наконец, враждебность. Их жители начинают задаваться вопросами, кто они в своих корнях, традициях и прошлом.
Есть один странный момент, связанный с иммиграцией в Европе, на который указывает британский исследователь мультикультурализма Кенан Малик. Если в первом поколении турки, переехавшие в Германию, были довольно светски настроены, то сегодня, во втором поколении, уровень регулярного посещения мечетей среди турецких сообществ значительно выше, чем даже в самой Турции. Дочери первых турчанок-переселенок более ревностно относятся к тому, чтобы одеваться в традиционную одежду и тому подобное. Иммигранты, попадая в горнило мультикультурной политики, сегодня чувствуют себя более определенно в плане идентичности, чем сами европейцы.
Страны же Европы, словно пожиная злую карму ассимиляции, замерли в состоянии перехода. С одной стороны, они не могут полноценно мыслить себя космополитами-европейцами, поскольку опасаются потерять некую важную индивидуальную характеристику. Не более 30% (а по некоторым оценкам, только 15-20%) жителей ЕС считают себя собственно "европейцами" - гораздо охотнее при самоопределении они склоняются к национальной идентичности.
С другой стороны, страны Европы уже не могут себя полностью отождествлять исключительно с национальным прошлым и определенное культурное и символическое единство в рамках ЕС однозначно сформировано.
Как сказал президент Франции Эммануэль Макрон, Европа сегодня застыла. Действительно, сейчас ЕС проходит фазу выбора: возвращение к большей закрытости (о которой, кстати, как раз и пишет в своей статье "Обновление Европы" президент Макрон) или же движение вперед в еще неосознанное как следует неизвестное. Главной характеристикой которого, следуя логике эволюции, должна однозначно быть большая интегрированность - общественная, политическая, интеллектуальная, культурная.
"Застывшая" Европа, собственно, и является одной из причин того, почему политика мультикультурализма не сработала. Мультикультурализм, как формулирует украинский философ Сергей Дацюк - это переходный этап между этнонационализмом и космополитизмом. Соответственно и сегодняшняя европейская идентичность, замершая между национальным "я" и "я" общеевропейским, интегрированным, тоже является промежуточной. Именно промежуточный характер современной европейской идентичности является причиной того, что нации стран-членов ЕС переживают кризис ценностей, обострение национализма и агрессивную реакцию на чужаков.
Будучи основанным на руинах послевоенной Европы, будущий ЕС формировался в основном как экономический союз. Поэтому, лозунги, которые должны были консолидировать народы Европы под одним флагом (и одной идентичностью), носили в основном прагматичный, материальный характер: благосостояние, безопасность, процветание. И силы, разбуженные столкновением цивилизаций в результате политики мультикультурализма - как от наплыва иммигрантов из Азии, Африки, стран Карибского бассейна - сегодня требуют более сильных лозунгов, которые способны противодействовать национальным эгоизмам. Если мы хотим представить большую, объединенную Европу, в которой есть место и для Украины, мы безусловно будем мыслить ее мультикультурой. Но продолжение мультикультурности (а значит и политик примирения и толерантности) требует более мощных смыслов, а эмоции, порожденные движением к этим смыслам, должны быть более глубокими, более целебными и возвышенными, чем патриотическое чувство к собственной стране (конечно же, не отрицая его, но вбирая его в себя).
Как ни странно, но, чтобы решить задачу политики примирения и толерантности (мы объединяем эти вещи, поскольку вторая во многом обусловлена первой), следует говорить не об изменениях в культурной политике, а о постановке цивилизационной задачи, или же миссии (о чем также отмечает Сергей Дацюк). Именно она может дать те смыслы, которых сегодня не хватает Европе для завершения ее идентичности.
Парадоксально, но именно от мессианских идей Европа и пыталась отойти от момента своего основания после Второй мировой войны, считая их потенциально опасными в свете переживаемых военных ужасов. Однако отказ от мессианства не означает, что эта "высокая полка" в шкафу разного рода месседжей и идеологий не будет чем-то заполнена: свято место пусто не бывает. Поэтому сегодня стоит уважительный вопрос о необходимости Европы увидеть себя в мире носителем определенных идей, которые носили бы не только прагматический, потребительский (как сейчас), но и идеалистический характер. Человек - целостное существо, и рядом с его рациональными сторонами сосуществует его бессознательное - и если "высокая полка" не будет заполнена чем-то соответственно высоким, туда непременно начнет прорываться "теневой" материал. Пробуждение профашистских настроений, ксенофобия, антисемитизм, изоляционизм - типичные, и пока еще не худшие кандидаты на это почетное место. Как говорят британцы, "idle brain is a devil's workshop" - "незанятый ум - мастерская дьявола".
Получая собственную миссию, Европа, между прочим, сможет поправить свою ситуацию в цивилизационном диалоге с США и Россией, ведь и первая, и вторая страны имеют отчетливое ощущение собственной миссийности (чтобы не сказать - мессианства). Европа подвергла "политике забвения" собственную иррациональную сторону, потому что не было надлежащих инструментов для работы с ней, и теперь эта сторона возвращается в уродливых, искаженных формах. Но современные исследования многочисленных гуманистических, экзистенциальных, трансперсональных, интегральных школ психологии, равно как и передовые открытия из области нейрофизиологии и других нейронаук, позволили бы Европе перейти от "политики забвения" до "политики примирения" с собственной "тенью" и теперь уже, дай Боже, до настоящей интеграции - как в психоаналитическом, так и в политическом смыслах.
Цивилизационная идея Европы логично должна была бы продолжать гуманистическую тенденцию, заложенную всей европейской культурой, поэтому проект обновленной Европы должен стать гуманистическим (а не транс-гуманистическим) и ставить целью не преодолеть человека (потому что это идея пост-гуманизма), а получить человека в его полноте - личной и социальной. Многочисленные мапирования сознания показывают существование более высоких, сложно организованных уровней самосознания, которые содержат в себе значительно больший интеграционный, консолидирующий политический потенциал, чем революционные лозунги или институциональные политики. Этот объединительный потенциал, при этом, опирается не на манипулятивные механизмы психики (которые были подробно разобраны левыми критиками государства), а на ясное сознание, свободу выбора и включение всех более простых уровней сознания в высшие как частей одного целого. К примеру, этноцентрический уровень сознания включает в себя эгоцентрический, не отрицая, а гармонично интегрируя его в себя. Мироцентрический включает себя этноцентрический и одновременно превосходит его большей охватываемостью и тому подобное. Культивация более сложных форм сознания означает возможность разрешения конфликтов на почве нетерпимости не путем юридического и уголовного преследования, а путем культивирования особого типа грамотности, осведомленности относительно законов функционирования внутреннего мира человека, который займет место среди других наук (например, юридической, финансовой, компьютерной).
Такое предложение, хотя и кажется смелым, не является чем-то новым. За время правления Дзюнъитиро Коидзуми, одного из самых прогрессивных японских премьер-министров, была разработана похожая программа развития Японии, которая называлась "Фронтир внутри: развитие личности и лучшее управление в новом тысячелетии", и в которой говорилось о целях Японии в XXI веке. В программе "Фронтира" много внимание было уделено развитию внутренних качеств личности (в частности, с помощью исследования сферы сна и новых возможностей человеческого мозга), однако он - более технологичный по духу. Европа же, начав уникальный проект единения и политического примирения в виде ЕС, могла бы стать мировым экспортером новых социальных технологий понимания и местом возрождения и обновления гуманитарных наук и знаний, что было бы гармоничным дополнением транс-гуманистическому технократизму Кремниевой долины в США.
Конечно, можно выбрать и другие направления для развития. Однако сама постановка цивилизационных задач как такова - важный мобилизующий фактор не только для посполитого населения. Подобно войне, цивилизационные задачи пробуждают к деятельности многочисленные сферы государственного и гражданского сектора - от наукоемких высокоточных отраслей до исследований в области фундаментальной философии, развития культуры и искусства. Но если война - это темное, разрушительное, дионисийское начало, то цивилизационная перспектива - аполоничная и светлая.
Можно спросить - действительно ли нужно формулировать аж целый цивилизационный проект только для того, чтобы решить проблему мультикультурности? Британский исследователь Кенан Малик считает, что решение вопроса - в том, чтобы государство перестало выбирать между политикой ассимиляции и политикой мультикультурализма, а взяло лучшее из обоих и сосредоточилось на построении гражданского общества.
Как нам кажется, то гражданское общество безусловно необходимо для мирного сосуществования различных этносов, религиозных, культурных сообществ. Но его самого еще не достаточно для того, чтобы консолидировать людей в ощущении причастности к большому целому (и, таким образом, обуздать центробежные силы, которые в противном случае будут разрывать общество изнутри). Как отмечает американский исследователь Самуэль Хантингтон, нация начинается с ответов на вопрос: "Кто мы?" и "Куда мы идем?". Сверх-нация, супер-этнос обновленного Европейского Союза потребует достойной, высокой задачи, в рамках которой благосостояние, безопасность, процветание - только при достижении цели, но не сама цель. Такая высокая цель и способна сплотить вокруг себя людей с очень разными культурными, этническими, религиозными признаками. Но главное, цивилизационная цель способна заполнить межцивилизационные разрывы, которые есть сегодня в Европе между коренным и неевропейским населением.
Культура примирения и толерантности рождается в промежутке между государством (с ее высокой цивилизационной рамкой) и гражданским обществом (с его способностью к саморегуляции и самокоррекции). Существуют различные институциональные инструменты, уже в достаточном количестве накопленные Европейским Союзом, позволяющие формировать культуру примирения как на уровне межгосударственной политики, так и на уровне гражданского общества. Не хватает только одного - локомотива высокой, интегрирующей идеи, который бы оживил "застывшую беременность" Европы, которая последние десять лет пытается разродиться своей по-настоящему новой идентичностью.
Наконец - а зачем украинцам беспокоиться о будущем Европы и инвестировать свои интеллектуальные усилия в нее? Ответ прост - потому что мы идем туда и однажды таки окажемся в ЕС. Мы должны понимать, какие трудности существуют в Европе и иметь готовые предложения того, как эти трудности можно решать. И, безусловно, размышляя над преодолением трудностей Европы, мы лучше поймем, как решить значительно более простую задачу - примирить разрозненную Украину.
