Военных в Украине судят по обвинениям из Донецка: о громком приговоре пограничнику

Дело старшего солдата пограничной службы Сергея Колмогорова, которого приговорили к 13 годам тюрьмы за убийство при исполнении служебных обязанностей, всколыхнуло Украину. Ведь в этом деле речь идет не только о судьбе конкретного человека, а о создании прецедента, который может отбить у военных желание соблюдать устав.

Сергея Колмогорова обвиняют в том, что в сентябре 2014 года под Мариуполем он, выполняя приказ руководства задержать автомобиль с возможными диверсантами, открыл огонь, когда водитель машины пошел на прорыв - и попал в пассажирку авто. От полученного ранения женщина умерла. Водитель автомобиля сейчас находится в России - и оттуда дает показания против пограничника, который уже три года находится за решеткой.

Суд первой инстанции признал Колмогорова виновным в умышленном убийстве и приговорил к 13 годам лишения свободы. Апелляционный суд этот приговор поддержал. На этапе кассации в дело вмешалась общественность, которая добилась того, чтобы на историю старшего солдата Колмогорова, а также несоответствия в материалах дела, “белые пятна“ в расследовании и допущенные процессуальные нарушения обратили внимание в высшем руководстве страны. Вместо судебного заседания в Высшем специализированном суде Украины, которое было назначено на 2 ноября в Киеве, состоялась встреча общественных активистов, военных и волонтеров, а также нардепов с генеральным прокурором Юрием Луценко. Об этой встрече, а также о том, что не так с делом Колмогорова и почему оно может отбить у военнослужащих желание защищать государственные границы, в интервью “Апострофу“ рассказал один из участников разговора с Луценко, председатель благотворительного фонда “Мир и Ко“, экс-участник АТО МИРОСЛАВ ГАЙ.

- Прежде всего, давайте вспомним, в чем суть нашумевшего "дела Колмогорова". В чем обвиняют этого пограничника?

- События разворачивались в 2014 году, в разгар агрессии Российской Федерации против Украины, когда соседнее государство вело активные боевые действия. Тогда как раз происходило танковое наступление и был захвачен Новоазовск. Колонны техники начали движение в направлении Мариуполя - и были героически остановлены Вооруженными силами и добровольцами. Это было время, когда подрывались мосты, минировались поля... Ситуация была очень напряженная, нервная, потому что россияне наступали при поддержке артиллерии и уже захватили стратегический город на границе.

Вот в такой ситуации группа старшего солдата Колмогорова вместе с еще одной группой пограничников 9 сентября 2014 года патрулировала территорию в десяти километрах от линии столкновения, не в Мариуполе непосредственно, а у водохранилища. Тогда пограничники получили оперативную информацию, что на берегу находится автомобиль, который мигает фарами в сторону моря. И водитель этого автомобиля активно о чем-то разговаривает с кем-то по телефону.

Я еще раз подчеркиваю: на тот момент шли активные боевые действия, работала артиллерия - и было совершенно непонятно, что на этой территории, за городом, делает гражданский автомобиль. Во время, когда совсем неподалеку работает артиллерия, раздаются взрывы. Поэтому патрулирующие группы получили приказ остановить эту машину, проверить, не находятся ли в ней корректировщики.

Для исполнения приказа выдвинулась сначала одна группа погранцов. Но водитель автомобиля не остановился, а начал убегать. Тогда приказ остановить эту машину получила группа, в которой был Колмогоров. Пограничники заняли позиции - и машина выехала прямо на них. Но водитель снова проигнорировал призывы пограничников остановиться. Как он потом объяснял в своих показаниях – из-за того, что в салоне машины играла музыка, он ничего не слышал. Хотя здесь тоже есть странный момент. Водитель также говорил, что испугался военных, которые бежали к нему с берега. Немного странно, что он сбегал от военных с громкой музыкой в салоне, правда? Впрочем, эти непонятные моменты в показаниях пострадавшего уточнить довольно сложно, потому что он сейчас находится в Российской Федерации. Последние показания, которые он давал прокуратуре, он давал дистанционно, из Петербурга.

Короче говоря, эта машина выскакивает на группу Колмогорова, не останавливается - и группа открывает огонь. По показаниям Колмогорова, он стрелял по колесам. Но пули попали в пассажира - в женщину, жену водителя, местную жительницу. Сам водитель был из Донецка, но имел бизнес в Киеве. И, как он потом объяснял, они с женой поехали к морю, на место, расположенное так близко к боевым действиям, чтобы заняться любовью.

В результате машина была остановлена. Конечно, Колмогоров не мог знать, кто находится в машине. Он этого просто не видел. Он не стрелял по водителю однозначно - целился в колеса со стороны пассажирского сидения. Но, несмотря на это, инкриминировали Колмогорову умышленное убийство. Хотя, насколько я знаю, погранцы, когда автомобиль остановился, сразу оказали помощь, вызвали скорую и милицию. И женщина умерла через 5 часов, уже в госпитале, после операции. То есть, на месте происшествия никто никого не пытал, не добивал. Пограничники среагировали, на мой взгляд, адекватно.

- Что было дальше?

- Дальше было проведено внутреннее расследование, расследование СБУ. А после уже, как я понимаю, сам пострадавший - водитель - подал в суд на группу пограничников.

И Колмогорова - единственного из 9 человек, которые там присутствовали - сделали виновным в случившемся.

- Стрелял только он - один из группы?

- Нет, стрелял не только Колмогоров. Стреляла группа. Дело строилось, в том числе, на результатах баллистической экспертизы. Хотя на самом деле к тому, как проводилось следствие, возникает много вопросов. И по собранным доказательствам, и по схеме движения автомобиля, и по результатам баллистики. Вопросы есть и к тому, что пули не нашли, и к изъятию гильз... Очень много вопросов. И все они озвучены защитой в суде.

Дело в том, что на суде первой инстанции защита работала очень плохо. Ее, я думаю, не было вообще. Был какой-то государственный адвокат, наверное. Хотя достоверно я не знаю. Знаю, что судили Колмогорова в донецком суде, который сейчас находится в Мариуполе. И знаю также, что есть масса вопросов к выполнению всех процедур.

После того была еще апелляция. Опять же, по вине защиты, то есть из-за того, что ее практически не было, полноценное судебное расследование не проводилось. И так, в конечном результате, все и пришло туда, куда пришло…

- К Высшему специализированному суду в Киеве, серьезному резонансу на всех уровнях и десяткам, а то и сотням людей под зданием, где должна была рассматриваться кассация...

- Да, сейчас этот вопрос подняли общественность, адвокат Колмогорова и его семья - что, простите, друзья, но надо добавить к материалам дела боевые приказы, надо рассмотреть много вопросов и учесть процессуальные нарушения, которые были допущены... Соответственно, дело дошло до Юрия Витальевича Луценко. И он в четверг предложил провести встречу. А также попросил специально перенести суд на понедельник, чтобы ознакомиться с этим делом. Он же не контролирует ход всех дел в стране! А генпрокурор понимает, что это дело - неординарное и очень важное, как из-за того, что общественность столь пристальное внимание обратила на эту историю, так и потому, что дело военнослужащего из 2014 года - это прецедент. Здесь речь идет вообще об оценке действий военнослужащих в условиях необъявленной войны. Поэтому надо разбираться, искать и находить истину.

Именно поэтому и произошла эта встреча.

- Кого пригласил на разговор Юрий Луценко? Как там оказались вы?

- Присутствовали двое народных депутатов, в частности, Борислав Береза. Были представители общественности. Меня и (волонтера, - "Апостроф") Семена Кабакаева пригласили как людей, которые уже, во-первых, поднимали перед генпрокурором вопрос о разных военнослужащих, попавших под следствие в результате обвинений со стороны, по нашему мнению, донецких сепаратистов. Имею в виду, после обвинений с той стороны. Плюс - мы были под судом. Писали об этом деле. Поэтому нас и пригласили.

Кроме того, на встречу были приглашены военные. Была Маруся Зверобий, был командир Колмогорова, был его боевой побратим, мама Сергея...

Мы поставили вопросы, которые нас беспокоили. Поделились своими соображениями и выслушали аргументы прокуратуры. Все это услышал господин Луценко.

- И..?

- И все решили, что надо более тщательно провести судебное следствие, что надо возвращать дело на дорасследование. И что прокуратура, при условии, что адвокаты докажут, что были допущены процессуальные нарушения, не будет возражать против возвращения этого дела в апелляционную инстанцию.

- А потом, после встречи, Юрий Витальевич начал активно писать в Facebook о том, что, например, Колмогоров не сделал предупредительный выстрел в воздух, а сразу открыл огонь на поражение...

- Действительно, говорят, что предупредительного выстрела со стороны Колмогорова не было. Но там было 9 человек, он же не один был и не один стрелял! Все эти вопросы надо рассматривать. И дело в том, что показания других участников и командира Колмогорова - они ведь даже не были приобщены к делу.

- Во внимание приняли показания только одного коллеги по службе, верно?

- Да. Обвинение базируется на показаниях того сослуживца Колмогорова, который единственный дал показания, не совпадающие с показаниями других участников событий. Он тоже проходил как обвиняемый, а сейчас проходит как свидетель. Так что с этой ситуацией тоже не все понятно.

Что касается Юрия Витальевича, то он не может озвучивать другую информацию, чем та, которую он, собственно, и озвучивает. Потому что Луценко руководствуется материалами дела. В отличие от нас, от общественности, он не может строить предположения. Поэтому он и говорит исключительно о том, что, согласно материалам следствия, показаниям свидетеля, выстрела в воздух не было.

Но - простите меня, все это происходило в условиях, когда уже погибли гражданские, когда уже гибли военные, когда колонны танков продвигались в направлении самого большого на подконтрольных территориях Донбасса города, когда ситуация была очень и очень напряженной. И представьте, что в таких условиях на вас вылетает автомобиль, в котором, согласно ориентировке, находится ДРГ или корректировщик. Когда этот автомобиль несется на вас - то тут уж, извините, возможна какая угодно реакция. При таких обстоятельствах военнослужащие действуют по-разному. Но то, что здесь речь не идет об умышленном убийстве, как настаивало обвинение – это очевидно. Об этом говорит даже элементарная логика, спросите любого юриста.

Ну и в довершение ко всему, слишком уж много вопросов накопилось к этому делу.

- Так а защита чего добивается? Чтобы дело было переквалифицировано с умышленного убийства на убийство по неосторожности? Или речь идет о полном оправдании подсудимого?

- Нет. Защита добивается, во-первых, переквалификации дела. Во-вторых, защита очень хочет, чтобы дело было возвращено в апелляционную инстанцию, чтобы было проведено дорасследование. Этого все стороны хотят. Необходимо учесть новые доказательства и факты, в частности, боевые приказы, свидетельства очевидцев, нужно провести повторно баллистическую экспертизу… Много вопросов.

В принципе, все стороны заинтересованы в том, чтобы истина была установлена. И все понимают, что это - прецедент. Что это важное дело. Что за его ходом следят и общественность, и военнослужащие, которые сейчас несут боевую службу и могут оказаться в такой же ситуации. Важно то, как будет решено это дело, и для других в чем-то похожих историй, по которым люди сидят в СИЗО и ждут судов - и по которым тоже немало вопросов... Все эти вопросы возникают исключительно из-за несовершенства законодательства. И потому, что в 2014-м большинству людей вообще было непонятно, что происходит. У нас же в 2014-м в боевых уставах аббревиатуры АТО не было вообще. Хотя у нас тогда не было ни президента, ни генпрокурора нового, не были проведены реформы милиции и прокуратуры... Все зависело от старых кадров, очень часто - на 100% лояльных к РФ. Поэтому так много вопросов возникает к тому, что было сделано тогда.

Но будем надеяться, что все пройдет нормально, в рамках закона. Мы будем следить за ходом дела, поддерживать Колмогорова, его адвокатов и семью. И сделаем все, что в наших силах, чтобы это дело довести до справедливого решения. Потому что кто бы мне сейчас что ни говорил, что руководствоваться нужно исключительно законами - я с этим согласен лишь частично. Да, безусловно, надо руководствоваться законодательством - но при этом надо учитывать также, что есть еще вопросы справедливости, событийного контекста и несовершенства законодательной базы в условиях той опасной ситуации, которая сложилась в 2014 году. Когда люди находились в состоянии колоссального психологического напряжения, вызванного проблемами с обеспечением, с отсутствием алгоритма действий в тех страшных обстоятельствах, которые сложились.

Я сам - военнослужащий. Сам в 2014-м нес службу, был под минометными обстрелами, наши колонны блокировали гражданские, а затем российские спецназовцы и наемники РФ нас обстреливали... Поэтому я прекрасно знаю, в какой ситуации оказался Колмогоров. В такой ситуации оказывались многие наши военные. И все по-разному из нее выходили. Колмогорову просто не повезло, потому что он застрелил эту женщину. Но я уверен, что он не хотел этого делать. И ему придется жить с этим всю жизнь. Три года, извините меня, человек уже отсидел в СИЗО, а в придачу его еще и звания старшего солдата лишили. Я считаю, что это – тотальная несправедливость!

Поэтому я очень рад, что на эту историю обратили внимание. И что президент распорядился тщательно разобраться в этом деле, что Луценко полностью пошел навстречу и помог, предоставив все средства - имею в виду и дело, и доклад. И прокуроры открыты к сотрудничеству в поисках истины... Надеюсь, что все-таки будет справедливое решение. Хотя - посмотрим. У нас же такая страна, что все в любой момент может кардинально измениться.

- Да, к сожалению... Может, вы поможете мне прояснить один момент? Натыкаюсь часто на претензии, что при проведении следствия никто даже не подумал проверить возможные связи пострадавших с террористическими организациями - самопровозглашёнными "республиками". Это правда?

- Послушайте, я не хочу вешать никаких ярлыков на пострадавших и, тем более, на жителей Донецкой области или города Мариуполь. Там очень большое количество патриотов среди обычных людей, тех, кто никогда не поддерживал коллаборационистов или российскую агрессию.

Но именно в этом случае, когда люди непонятно для чего поехали на линию разграничения - якобы заниматься любовью в месте, рядом с которым шли боевые действия - у меня возникает большое количество вопросов. А у следствия их не возникло.

Во-первых, не был проведен обыск в жилье водителя. Нет расшифровок его переговоров по телефону - за несколько часов до и после случившегося, а также непосредственно во время событий. Никто не поинтересовался получением характеристики пострадавших - откуда они приехали, с какой целью, имели ли они какие-то контакты с ДНР, тем более, что человек - из Донецка, куда он, кстати, и вернулся, как только написал заявление. А сейчас, напомню, он в России находится. Поэтому вопрос, имели ли эти люди какие-то контакты с той стороной, остается открытым.

Но я вовсе не хочу, чтобы по территориальному признаку начиналась маргинализация людей, проживающих на Донбассе.

- Да нет же! Здесь ведь речь не о том, откуда они родом или где живут, а о том, что люди оказались там, где они не должны были быть в принципе...

- Абсолютно верно. И эта проверка не проводилась. Соответственно, мы не можем знать, насколько адекватным было подозрение и почему был отдан такой приказ. Это же не просто так, понимаете? Напомню, что тогда наступление с моря считалось очень вероятным. Поэтому и минировалось все - чтобы исключить подходы российского спецназа или десанта с воды. Что там делали гражданские, кому они мигали фарами, о чем и с кем разговаривал водитель автомобиля в тот момент, когда танковые колонны РФ двигались в сторону Мариуполя - это загадка. Вопрос, ответ на который, мы, возможно, не узнаем никогда.

- Должно ли, по вашему мнению, дело Колмогорова стать тем толчком, который бы вызвал расширение полномочий военных в зоне АТО? Толчком к усилению ответственности за нарушение их требований? К внедрению более жестких правил прохождения блокпостов и КПВВ, например?

- Ну, я давно считаю, что в зоне АТО власть, условно говоря, должна перейти к военным. Что все планирование операций, действия по размещению личного состава и все-все-все должно, в первую очередь, решаться в соответствии с потребностями военных.

- Мы говорим сейчас об особом положении или чем-то подобном?

- Возможно, это не должно быть именно особое положение. Но то, что сейчас пытаются законодательство поменять так, чтобы операцией на Донбассе управляли именно военные - я считаю очень грамотным и правильным решением. Это надо было сделать уже давно - на тех территориях, где идут боевые действия.

Ну и опять подчеркну, что дело Колмогорова, если оно завершится справедливым вердиктом - а для того, чтобы он был именно таким, надеюсь, приложим усилия мы все - и общественность, и Администрация президента, и Верховная Рада, и прокуратура, и суд - это дело станет прецедентом для решения подобных проблем. Потому что они есть – и их немало.

- А приблизит ли дело Колмогорова момент, когда, наконец, сдвинется с мертвой точки процесс создания военных судов, о которых мы столько - и только - говорим?

- О военных судах действительно разговоры ведутся уже давно. Я не эксперт, но я разговаривал со многими экспертами, с военными, с представителями военной прокуратуры, прокурорами - и все они говорят, что в условиях необъявленной гибридной войны, в условиях, когда на востоке неприятель применяет тяжелое вооружение, в условиях, когда то, что там происходит - это далеко не АТО, потому что на Донбассе ежедневно рискуют жизнью и гибнут военнослужащие, находящиеся в безумных психологических и физических условиях – так вот, в таких условиях неправильно, когда следствие по военным проводит военная прокуратура, а выводы делает и приговоры им выносит гражданский суд.

- Да еще и донецкий...

- Да, еще и суд с территории, где риск контактов с вражеской стороной выше. Это недопустимо. Для таких вопросов должны быть созданы специализированные военные суды. Действиям военных оценку должны давать военные. Это не значит, что там не может быть гражданских. Но это должна быть другая форма суда.

Это очень сложно, это противоречиво, это сложно решить и провести законодательно - но рано или поздно это должно быть сделано. Война продолжается уже три года. И есть большая вероятность, что она будет продолжаться некоторое время и в дальнейшем. По крайней мере, я не думаю, что мы настолько быстро заберем Крым обратно, как нам хотелось бы. Ну и этот сосед у нас надолго. Поэтому нам нужно решить, в том числе, и вопрос военных судов. Нельзя людей, которые рискуют своей жизнью, которые пожертвовали будущим своих семей и отправились на фронт защищать свою страну, ставить в ситуацию, когда их судьбы решают те, кто никогда не был на войне, не знает боевых уставов, не имеет представления о правилах поведения на фронте, не ориентируется в боевой ситуации, а значит – не может оценивать ни саму ситуацию, ни действия военных в ней.

- Будем надеяться, что этот перекос, наконец, будет исправлен.

- Да, хотелось бы, чтобы эта ситуация изменилась.

- Вы говорите о том, что есть определенное взаимопонимание между активистами и властью по делу Колмогорова. Нужна ли в таком случае поддержка общественности в суде в понедельник?

- Поддержка общественности нужна обязательно! И не только в деле Колмогорова, а в целом чуть ли не во всех процессах, которые сейчас происходят в нашей стране. Вообще дело Колмогорова смогло выйти на такой уровень только благодаря поддержке людей. И это очень важно. Если мы хотим быстрых изменений в государстве, то мы своими действиями должны давить, требовать, обращать внимание властных структур на то, что эти реформы или эти требования нужны государству в текущей ситуации. Общественное давление - это нормально, если мы хотим быть демократической страной, такой, как страны Европы или США. Мы должны привыкнуть к мысли, что только те страны становятся развитыми, только те страны становятся богатыми, процветающими и счастливыми, в которых гражданское общество имеет высокий уровень развития.

Поэтому любая такая поддержка - это плюс. В том числе, и на судебном заседании, которое состоится 6 ноября в 10:00 на Пилипа Орлика, 4.