Мы ввели жесткие ограничения против "оружия" Кремля в Украине - Максим Нефьодов

Верховная Рада в январе проголосовала за закон №7066 "О приватизации", который должен ускорить процесс продажи государственного имущества и сделать его более прозрачным. О сути закона, а также об ожиданиях от его принятия, том, почему еще рано продавать ПриватБанк и как Украина защищается от экономического "оружия" Кремля, в интервью "Апострофу" рассказал первый заместитель министра экономического развития и торговли Украины МАКСИМ НЕФЬОДОВ.

- Хочется вас поздравить с принятием закона №7066, за который вы так долго боролись. Объясните кратко, как теперь изменится процесс приватизации?

- Это новый закон о приватизации государственного и коммунального имущества, который устанавливает новые подходы к этому процессу. Наше действующее законодательство в этой сфере не обновлялось еще с 90-х годов и было, мягко говоря, устаревшим. Многие не знали, что у нас был не один закон о приватизации, а целых семь. И для потенциального инвестора разбираться в этом законодательстве было чрезвычайно сложно. Предприятия терялись между различными группами, каждая группа проходила приватизацию по своим правилам, и эти правила не были общепринятыми в мире.

Сейчас мы стараемся максимально упростить и унифицировать правила, поэтому сделали две группы приватизации – большие и малые объекты. Большие – это, условно, бизнес, это то, что можно оценить по финансовой модели, где можно проводить аудиты, где потенциальные инвесторы будут проводить due diligence (процедура детальной независимой проверки объекта инвестирования, - "Апостроф"). Малые объекты – это скорее не бизнес, а какие-то участки земли, недострои, бани, которые приватизировались через Фонд государственного имущества. Такие объекты могут просто выставляться на электронный аукцион ProZorro.Продажи и достанутся тем, кто предложит лучшую цену, поэтому этот процесс будет проходить значительно быстрее.

Жаль, что мы больше ждем, когда начнется приватизация, больше оправдываемся, почему она не происходит, а не говорим о ней как о некоем факте. Хотя у нас есть положительные примеры эффективной продажи государственного имущества. Например, только через ProZorro продали металлолома или прав требования по кредитам за прошлый год больше, чем Фонд госимущества приватизировал активов в течение прошлых пяти лет. Понятно, что эту тенденцию надо изменить, и поэтому мы стараемся сделать процесс приватизации более понятным для инвестора.

Так, по крупным сделкам инвесторы ожидают работы с профессиональными контрагентами. Например, если мы судимся в Стокгольме, мы нанимаем хороших международных юристов. Так же и с крупными приватизационными сделками – все они будут продаваться с привлечением инвестиционных советников, которые будут предлагать правительству стартовую цену, очерчивать круг потенциальных инвесторов, проводить с ними переговоры на понятном им языке, а не на чиновничьем диалекте. Мы понимаем, что сроки проведения приватизации тоже были неадекватными, какие-то этапы занимали много-много месяцев, какие-то были слишком короткими и не давали возможности инвестору подготовиться. У многих инвесторов было определенное недоверие к украинским судам. Поэтому на тот период, пока у нас не завершена судебная реформа – до 2021 года – новый закон позволяет заключать договор купли-продажи по английскому праву.

- Инвесторы всегда чувствовали себя незащищенными в Украине. Английское право решит эту проблему?

- Мы предлагаем им те правила, которые работают везде в мире. Например, если киевское "Динамо" продает футболиста, выставляет его на трансфер, то оно работает по тем же правилам, что и клубы из Франции или Норвегии. Есть стандартные заявки, которые передаются в УЕФА. Если вы скажете, что вы такой уникальный футбольный клуб, который будет работать не по стандартным формам, а по документам, написанным от руки, даже если они будут гениальны, это, конечно, будет вызывать недоумение, и ваш трансфер, вероятно, не состоится.

Подавляющее большинство крупных инвестиционных сделок заключается по английскому праву, так сложилось исторически еще с конца 19 века. Возможно, это когда-то в мире изменится, тогда и мы будем менять свое законодательство. Также есть признанные во всем мире места для арбитража – Стокгольм, Париж. Можно долго спорить, почему в Париже, а не в Вене, но так сложились экономические отношения в мире. И мы [с новым законом о приватизации] предлагаем инвесторам понятные им правила игры.

- Еще несколько лет назад инвесторы жаловались, что не хватает информации про объекты, выставленные на продажу – в каком они состоянии, где находятся. Какова ситуация сегодня?

- Мы понимаем, что государственным служащим трудно подготовить информацию об объектах приватизации. Они банально не знают, что должен содержать инвестиционный меморандум, в какой форме должны быть презентации, какая именно информация интересует потенциального инвестора. Именно поэтому даже крупные компании, такие как "Метинвест", "Кернел", МХП, нанимают инвестиционных советников. Ведь строить эту экспертизу внутри компании, если вы проводите несколько сделок, абсолютно нелогично. Так же точно мы можем задать вопрос: почему Министерству юстиции не пригласить иностранных юристов себе в штат, чтобы судиться? Если мы судимся с Россией в Стокгольмском суде – это же уникальное событие. Соответственно, держать в штате таких высококвалифицированных людей – просто нелогично. Они эту квалификацию потеряют, если не будут работать с разными клиентами по разным договорам. Поэтому привлечение советников – это абсолютно логично, они собирают и готовят пакет информации, который необходим инвесторам. Так процесс проходит легче, начиная с отсутствия языкового барьера, заканчивая стандартными механизмами сотрудничества – передачей информации для due diligence, виртуальной комнаты данных, где хранится вся юридическая и аудиторская информация о компании.

- Какие еще шаги должно сделать украинское правительство, чтобы инвесторы были уверены, что их инвестиции защищены?

- Здесь мы уже переходим к вопросу общего бизнес-климата страны, который, безусловно, тоже находится в фокусе Министерства экономики. Понятно, что нужно проводить дерегуляцию. Чем больше регуляторных барьеров, тем больше надо платить за право, условно говоря, что-то открыть, построить и производить в Украине. Это еще большие коррупционные риски. Чем больше дверей, которые надо открывать, тем больше вероятность, что какие-то недобросовестные люди будут брать взятки, создавать искусственные препоны для ведения бизнеса.

Конечно, идет речь и об инспекционной системе, реформу которой мы начали в прошлом году. Это вопрос, кто проверяет, что, по каким принципам. Сейчас у нас большой субъективизм в подходе к этому. Бизнес не понимает, что именно будут проверять и каким требованиям он должен соответствовать. Говорят: "Ну, вы должны соответствовать законодательству". А законодательство – это десятки тысяч страниц актов, приказов. Чему именно нужно отвечать? Согласно новому законодательству, каждый проверяющий орган, каждая инспекция должны сделать чек-листы. Если вы хотите открыть парикмахерскую, пекарню или другой бизнес, то каждая отдельная сфера должна получить чек-листы с конкретными требованиями. Если требования нет в этом чек-листе, то вы не должны по этому поводу волноваться. Такой чек-лист должен использовать и проверяющий. Во-первых, он должен приходить не только туда, куда он хочет, у него должны быть какие-то риск-ориентированные критерии, а не так: эти люди хорошо выглядят, возможно, можно с них что-то стрясти. И, во-вторых, проверяющие должны приходить с конкретным перечнем того, что они должны проверить – инспектор не может проверить больше, но не имеет права и проверить меньше. Тот же печально известный случай с "БРСМ-Нафтой", где был страшный пожар, погибли люди. Разве ее не проверяли? Проверяли. Но, очевидно, сказали: хорошие люди, зачем смотреть на огнетушители, достаточно того, что у них здесь все покрашено. Поэтому мы и хотим все это изменить. И, понятно, что многим госслужащим и многим представителям госинспекций это не нравится. Но, опять-таки, если мы хотим двигаться в Европу, то мы должны и жить, как Европа.

- Ранее неудачную приватизацию правительство объясняло нежеланием инвесторов вкладывать деньги в страну, в которой идет война. Сегодня у них есть понимание, что конфликт локализован и находится под контролем?

- Конечно, вопрос безопасности волнует инвесторов, как и всех украинцев, но я бы не сказал, что это мешает делать бизнес. К счастью, благодаря нашим воинам на востоке, в Киеве и других регионах не ездят танки, здесь нет военного положения и можно работать. Я думаю, инвесторы это понимают. Конечно, есть предприятия, которые находятся на неподконтрольной территории Украины, они выделены в отдельную группу, об их приватизации речь не идет. Что касается всей остальной территории Украины, я убежден, интерес инвесторов есть. Уже третий год подряд растет объем прямых иностранных инвестиций. Да, он растет с очень низкой базы, которая была в начале войны, но главное, что он растет.

- Давайте более подробно поговорим о наполнении бюджета от приватизации. По данным Фонда госимущества, план прошлого года был выполнен лишь на 20% и принес в бюджет 3,4 млрд грн. План на этот год – 22,5 млрд грн. Возрастают ли шансы выполнить этот план с принятием нового закона?

- Конечно, возрастают. Во-первых, мы будем продавать большее количество активов и по новым правилам. Мы ожидаем статистически значительно лучшего результата. Мы не устаем повторять, что деньги – это важно, наполнение бюджета – это важно, но мы проводим приватизацию не потому, что у нас есть какие-то сокровища и мы вынуждены их продавать, чтобы закрывать какие-то дыры. Мы проводим приватизацию по двум главным причинам. Первая – борьба с коррупцией. Все мы видим и слышим скандалы вокруг государственных предприятий, только НАБУ расследует более 50 дел на 20 млрд грн вокруг государственных предприятий. И мы должны прекратить "наркотическую" зависимость государственных служащих и некоторых политиков от госпредприятий.

Вторая причина – приватизация дает возможность для роста экономики. Я думаю, каждый человек в Украине знает, что государственные предприятия не очень эффективны. Мало кто назовет хотя бы десять украинских предприятий, которыми можно гордиться, которые производят что-то известное не только в Украине, но и признанное в мире. Такие есть, но это единичные случаи, а государственных предприятий у нас почти 3500. Если эти предприятия, которые работают на уровне ниже среднего, будут работать хотя бы на среднем уровне, то это будет мощный толчок вверх для экономики. Это то, что правительство может сделать, чтобы ускорить экономический рост.

- Правительство планирует в 2017-2020 годах отдать на приватизацию 893 государственных предприятия. Но представитель банковского дома Rothschild Джованни Сальветти, который в Украине принимает участие в крупнейших сделках, в интервью отмечал, что на самом деле релевантных крупных активов не больше 10-15. Что скажете на это?

- Джованни в этом плане абсолютно прав. Когда мы говорим о большой приватизации, то, по нашей оценке, у нас только 50-60 объектов, которые подпадают под эту категорию. И часть из них не совсем является бизнесом, например, гостиницы. Тот же самый печально известный отель "Казацкий", с которым связана куча скандалов. Вот такими проблемными объектами должны заниматься инвестиционные советники, например, как Rothschild. Надеемся, эти приватизационные процессы будут успешными.

Остальные объекты должны быть проданы по ускоренной процедуре, через электронную систему ProZorro.Продажи. У нас уже есть большой опыт в этом, мы уже продали более 1000 подобных объектов от Фонда гарантирования вкладов физических лиц. Там также часто убыточные, проблемные активы, которые достались государству от обанкротившихся банков. Здесь, вы понимаете, прямая зависимость: банки обанкротились, потому что у них были не очень интересные активы, если бы эти активы были прибыльными, банки бы не обанкротились. У нас очень хорошая статистика продажи этих активов, начиная от недостроев или старых помещений, заканчивая довольно курьезными объектами. Например, в прошлом году мы продали два списанных вагона киевского метрополитена, которые отъездили свой регламентный срок, и сейчас новый владелец планирует сделать из них креативный хостел. У меня нет сомнения, что на подавляющее большинство активов найдется свой покупатель, если проводить этот процесс прозрачно. Ведь что отпугивает потенциальных покупателей? Мысль о том, что все уже решено, без взятки даже не подпишешь контракт. Мы возвращаем доверие к государству через систему ProZorro.Продажи.

- К каким секторам экономики инвесторы проявляют наибольший интерес – банковский, аграрный?

- Я думаю, что ко всем, потому что Украина – это перспективный рынок. В некоторые секторы инвесторы возвращаются после кризиса, например, в банковский сектор. Вот недавно была завершена сделка по "Украинскому банку реконструкции и развития", его купили китайцы и уже начали ребрендинг.

Поэтому я бы говорил не о конкретных секторах, а о типах активов. Какие типы активов могут быть неинтересны инвесторам? Первое – это те, которые перегружены долгами. Здесь государство должно решить с ними проблемы, прежде чем выставлять их на продажу. Второе – это активы, в отношении которых отсутствуют информационные пакеты, то есть выставляется черный ящик с непонятным содержимым. Над этим надо работать. И у нас есть механизмы, что необходимо делать.

- Все же инвестиционные банкиры выражают сомнение, что украинский банковский сектор будет пользоваться спросом. В частности, ПриватБанк многие считают неготовым к продаже после недавней национализации. Каково ваше мнение?

- Я тоже считаю, что прямо сейчас ПриватБанк не готов к приватизации. Как раз задача менеджмента банка – разобраться с теми проблемами, которые достались в наследство от бывших владельцев, и построить новую бизнес-модель. Тот же самый аудит Kroll, который был обнародован недавно, показывает, что ПриватБанк – это два банка в одном. Один – это банк с инновационными услугами, которые широко известны в мире, который эффективно привлекал депозиты, проводил платежи и прочее, но почти ничего не зарабатывал. И был другой банк – корпоративный, который занимался ненормальным кредитованием с риск-лимитами, с привлечением малого и среднего бизнеса. Если верить аудиту Kroll, ПриватБанк занимался в том числе теневым кредитованием бизнеса акционеров банка. Поэтому нужно построить доходную модель кредитования в банке и разобраться с судебными исками и рисками, которые они несут. Вот эти проблемы нужно решить. И когда банк будет реструктуризирован, тогда он будет готов к продаже.

Но, кроме ПриватБанка, у государства есть много других банков, которые достались в ходе национализации и с которыми можно работать. Один из первых, который может пойти на приватизацию – "Укргазбанк". Как помните, он прошел точно те же этапы, он был национализирован после кризиса 2008 года, после этого он качественно развивался и теперь готов если не к продаже на 100%, то к привлечению на существенную долю инвестора, который будет помогать развивать его дальше. Я знаю, что интерес потенциальных инвесторов к нему есть.

Также шли разговоры, сможем ли мы привлечь инвесторов в Ощадбанк, который также активно модернизируется, меняет качество своих операций, превращается из советского монстра в современный европейский банк, ориентированный на малый и средний бизнес. Я понимаю, что такие сделки провести трудно, я же тоже – бывший инвестиционный банкир, но это не безнадежное дело. Если будем работать по международным правилам, то инвесторы к нам придут.

- Какие еще крупные объекты могут быть проданы в этом году? Например, Центрэнерго, ОПЗ?

- Мы перечень объектов не меняли этим законом. Мы специально говорили депутатам, что мы пытаемся починить мотор приватизации, а когда он нормально заработает, будем просить добавлять туда больше топлива, то есть выводить объекты из списка запрещенных к приватизации и передавать их Фонду госимущества. Сейчас мы работаем с теми объектами, которые разрешены к приватизации – это Одесский припортовый завод, это Центрэнерго, это несколько облэнерго, пакеты государственных банков, несколько машиностроительных предприятий, объекты недвижимости.

- С каких рынков к нам чаще всего приходят инвесторы?

- В первую очередь это инвесторы из крупных финансовых центров – из Америки, Великобритании, Восточной Азии. Я сразу хотел бы отметить, что новый закон о приватизации вводит жесткие ограничения на участие российского капитала и особенно российского государственного капитала в приватизации. Конечно, мы не хотим видеть российские квазигосударственные компании, например, "Газпром", которые, как мы понимаем, не являются бизнесом. Они могли бы быть бизнесом при нормальных условиях, но по сути это – оружие Кремля. И допускать их к приватизации было бы странно. Этих ограничений не было раньше. Также мы не допускаем к участию в приватизации физических лиц из России, то есть людей с российскими паспортами. Инвесторов из всех других стран мы рады видеть.

- Уточним, что могут допускаться к приватизации компании, если российские бенефициары имеют меньше 10% акций.

- Да, если мы говорим о публичных компаниях, то мы не хотим допустить иной ситуации. Когда для того, чтобы не допустить General Electric, Apple или Google к участию в сделках в Украине, тот же "Газпром" купит одну акцию крупных международных компаний. Сделать это может каждый просто с помощью мобильного телефона. Поэтому мы не можем допустить другой вариант экономической агрессии против Украины. Владея одной акцией Apple, Google, вы как физическое лицо в Украине вряд ли можете существенно повлиять на их операции, поэтому здесь рисков мы не видим. Мы должны учитывать особенности крупных корпораций и находить баланс между открытостью к инвесторам и, еще раз повторяю, жесткой защитой национальных экономических интересов Украины.