Украинский журналист, телеведущий, экс-участник рок-группы "Мертвий півень" РОМАН ЧАЙКА во второй части интервью "Апострофу" рассказал о журналистских стандартах в условиях войны и борьбу с советской идеологией и "победобесием".
Первую часть интервью читайте здесь: Путин сделал для Украины одну положительную вещь - журналист Роман Чайка
- Среди медийщиков существует такая дискуссия: можно ли говорить "наши военные". Это проблема?
- Это большая проблема, которая имеет внутреннее и внешнее основания. Внешнее я называю "дунямиятовичевский синдром" – когда сербская "ватница" боснийского разлива за большие международные деньги заставляет украинцев, которые являются стороной, которая страдает от агрессии, играться с какими-то эфемерными правилами отсутствия языка вражды и примирения с врагом. Это напоминает мне анекдот о грузинском джигите. Парню на 16-летие подарили кинжал, потому что он должен защищать семью. Пока гости пили вино, он побежал на улицу – хвастаться подарком. Вернулся с каким-то китайским телефоном, а отец спрашивает, где кинжал. "Выменял", - отвечает парень. На что отец говорит: "Если завтра придет враг, убьет нас всех, то ты что ему скажешь? Семнадцать минут первого?" Этот анекдот как раз и демонстрирует, что мы не можем играться в игрища Дуни Миятович, которая отрабатывает стереотипы ОБСЕ в режиме агрессии.
Есть еще внутренний синдром, я называю его "станко головного мозга", это неизлечимая болезнь. Рассказывать, что мы не можем называть "нашими" наши же войска, а врага – "сепаратистом" или "врагом"... Не знаю... Здесь должны работать различные сферы контроля: безопасности, возможно, психиатрия, ведь стокгольмский синдром – это все-таки болезнь. Это не менее опасно, чем прямая агрессия и выстрелы РСЗО "Град".
- Как государство должно реагировать на это и при этом не превратиться в монстра?
- Согласно Конституции, у нас есть разные институты, на которые возложены определенные вещи: внешняя политика, конституционность процессов внутри страны, безопасность. Государство, которое не умеет обеспечить свою безопасность, нежизнеспособно, можно любого сомалийца спросить.
- Наше государство может обеспечить свою безопасность?
- Пока что – нет, уже четвертый год не может. В этом проблема. Мы выключили в "кабелях" и "раздаче" московские средства массовой дезинформации. Ну и что? У нас есть юридические лица – NewsOne, "Интер", это же украинские СМИ. Они действуют методом коммуниста Симоненко: когда запретили коммунистическую партию, он угрожал иском в Европейский суд по правам человека и всеми соответствующими демократическими процедурами. То есть человек, который исповедовал тоталитарную человеконенавистническую идеологию и методы, где не было никакой демократии, хочет защищаться по-демократически, как только его задели.
В этом случае так же должна работать наша безопасность: какая разница, имеет враг российский паспорт или это коллаборационист с украинским паспортом? Защищаться надо? "1-й и 2-й армейские корпуса ДНР и ЛНР" – это классический гибридный вариант с российскими кадровыми военными и местными коллаборационистами. Что такое "местный коллаборационист" у нас? Как мы его трактуем – как брата во Христе и согражданина или врага? Вот здесь лежит ответ. Для меня человек, который говорит, что нельзя называть наших солдат нашими, – это такой же враг.
Штурм телеканала "Интер", 9 мая 2018
- Что хуже: тот одиозный концерт на "Интере" или количество его зрителей?
- Два в одном. Проблема заключается в дезинформационном нарративе, который появился, как только Украина была оккупирована Россией. С 1917 года включился режим лжи в отношении исторических персон. Это началось даже не тогда, а еще во времена анафемы Ивана Мазепы. Кого он предал – Украину или Петра I? С этого момента начался раскол в обществе. И когда выходит какой-то клоун и говорит, что улицы называют именами каких-то фашистов, то он просто продолжает ту же ложь чекистов, гебистов и ФСБшников разного разлива. Это подмена понятий украинцев относительно сограждан. И это лакмусовая бумажка: ты с Украиной или ты с нами против вот этой какой-то Украины? Все! В этом случае то, что сделал "Интер", – это перекличка антиукраинцев: эй, выстроились.
- А что после переклички?
- А дальше мы будем смотреть, как это сыграет, например, на выборах. Можно сыграть в русский реванш через выборы. В этом случае мобилизация "победобесия" – та же перекличка.
- Почему "победобесие" было таким успешным?
- Как и любые оккультные вещи, оно далеко от логики. Люди верят в "великую победу", но при этом не хотят смотреть на сталинского мясника Жукова, который вместе с Ватутиным засевал дно Днепра трупами беззащитных людей. В Одессе "вата" кричит: "Победа!", забывая, что Одессу просто уничтожили, залили водой и отдали. Все кричат: "Севастополь – город славы" и забывают, что всех коммунистов вывезли самолетами, а защитников без боекомплектов оставили воевать до последнего патрона. В Ленинграде миллион людей умерли с голода, зато коммунистам и энкаведистам доставляли самолетом красную икру и водку.
Синдром этой оккультности культивируется, под это дают большие деньги. Она находится вне логики, поэтому мы можем это анализировать, но не можем логическими методами убедить и остановить это.
- То есть это уже потерянная территория?
- Главное, чтобы это не передавалось, как зараза, молодым поколениям, потому что обычно носителями этой идеологии являются люди 40+. И это самое страшное, потому что они не переживали эту трагедию, а находятся в плену старой системы, которая со времен Брежнева раскручивает это как культ. Тех, кто помнит эту правду на крови, уже почти нет – это люди 92+, если не больше. И это те, кто не хотел много говорить, потому что человек, который переживает большие страшные трагедии, обычно не хочет об этом рассказывать. Поэтому все "победобесия" оперируют набором мифов и стереотипов, которые закреплены в сознании методами секты, то есть "я верю в Сталина как победителя", "я верю в Жукова как маршала". Это как "символ веры".
- Есть ли рецепты от таких "символов", по вашему мнению?
- Не знаю, пока у нас нет прецедентов, чтобы кто-то сказал: "Те вылечили, давайте и мы попробуем".
- Но у нас уже есть День памяти и примирения, например, другие вещи.
- Это все – полумеры, которые дают полурезультат. Как минимум в масштабах нации и страны должно состояться нечто вроде суда над тоталитаризмом в коммунистическом флаконе. В масштабах народа и страны коммунистические преступления не осуждены. Запретить символику и памятники Ленина – это лишь частичка. Главное – это коммунизм как практика и стереотип в головах. То есть суд над нацизмом в глобальном масштабе был, а над коммунизмом как союзником – нет.
Относительно других полумер: да, 8 мая соответствует историческому календарю событий, которые происходили. Но при этом что за выходной "9 мая"? Можно сделать его обычным днем календаря, а каждый уже себе поймет, как он должен этот день воспринимать. Возможно, есть люди, которые считают, например, что 20 миллионов трупов под ногами – это повод запустить салют и потанцевать? Это, опять же, прямой выбор человека. Мы не можем запретить человеку быть античеловечным в масштабах его головы, а вот в масштабах государства – должны.
- И как это сделать?
- Например, устроить что-то вроде Нюрнбергского процесса над коммунизмом в масштабах Украины как театра двух мировых войн, трех геноцидов, применения коммунистической практики в нечеловеческих условиях, где число жертв даже больше, чем жертв нацизма. Если нет морального осуждения зла, то оно будет существовать в любых вариантах – телевизора, интернета, ютуба, улицы, лжепатриархальной церкви, "праздника" и остальных. Это же лишь формы проявления зла.
- А как вы относитесь к российским либералам?
- Ой, я очень хотел бы его увидеть, чтобы признать, что такой существует, но пока работает старое правило: любой российский либерализм заканчивается там, где начинается украинский вопрос. Мы возвращаемся к закрепленным мифам: очень просто подменять логическое мышление системой стереотипов типа "2х2=4".
- Но получить информацию из разных источников, чтобы развенчать мифы, за последние полвека стало намного проще. В чем проблема?
- Давайте посмотрим на ситуацию следующим образом. Когда-то доступ к научной информации люди имели через монастыри и церкви. Если ты хотел знаний, то надо было идти к монахам и учиться в школе, ордене и так далее. Дальше была эпоха Возрождения – информация перешла в светскую сферу. Сейчас же доступны любые данные, причем онлайн. А вот количество желающих работать с ними уменьшилось, даже когда мы говорим о журналистском корпусе.
Легкость доступа к знаниям и информации не означает, что появится достаточное количество homo sapiens, которые этим воспользуются. Я начинаю верить в анекдотическую теорию, что интеллект на планете Земля является постоянной величиной, только количество населения растет.
- Есть ли у вас топ каких-то комических ситуаций на работе, в эфире?
- У каждого разное ощущение смеха: во времена Чарли Чаплина все смеялись, если запустить тортом в лицо, а сегодня этим уже никого не удивишь. Все зависит от категории, тем более что с человеком постоянно случаются веселые истории. Помню, как-то должен был прийти один гость, но в последний момент все изменилось. Когда ты сидишь в прямом эфире, тебе дают список гостей и ты автоматически по нему работаешь. Ты говоришь, что к нам пришел условный генерал Бескоровайный, на что человек испуганно возражает: "Простите, но я не Бескоровайный". И тут ты понимаешь, что ну елки-палки! Это смешно с точки зрения нарезок в YouTube со смешными оговорками на телевидении, но это не так суперсмешно.
- Никогда не возникало желания вернуться к музыке и заниматься только ею?
- Я с ней сильно и не завязывал, просто прекратилась концертно-студийная работа. Музыка присутствует в моей жизни 24 часа в сутки, я не могу без нее ничего делать, она везде – в наушниках, колонках, в машине, всегда рядом. Она не играет только во время прямого эфира.
Роман Чайка
Я все время живу с музыкой, но вернуться к студии и сцене? Не знаю, жизнь коротка. С 1993 года я параллельно занимался музыкой и журналистикой. Последняя является творческой ровно настолько, насколько ты этого хочешь, потому что ее можно перевести в "функционал", а можно все время что-то творить. Можно каждый день играть на свадьбе одну и ту же песню сорок лет подряд, а можно каждый раз творить что-то новое для нового альбома.
- Любой меломан скажет, что существуют вечные вещи, например, песня "Мертвого півня", где говорится о том, что "влада собі як влада, суцільні, курва, бандити".
- Гениальный текст Андруховича не теряет актуальности. Если мы вырвемся из описанного им замкнутого круга, будет кайф – это будет означать, что мы цивилизационно выросли и можем вырваться из цикла. Но пока что нет.
- После стольких лет карьеры вы ставите перед собой какие-то глобальные цели?
- Последние два-три года мы живем в режиме энтропии – образованные сильные горизонтальные связи рушатся по давно известной технологии "тысячи мелких порезов". Это делается для того, чтобы креативные люди снова опустили руки, ушли во внутреннюю эмиграцию, уехали, перестали контактировать и творить. Я не могу изменить это в очень больших масштабах, но имею возможность знакомить людей и так помогаю держать мобилизационную защиту. Я считаю, это глобальная цель, ибо удержать креативную часть общества в связках на этой земле – хорошая миссия.
- А вам когда-нибудь предлагали пойти в депутаты?
- Что такое депутат? Его избирают от партии, а у нас нет таких. Существует 300 зарегистрированных партий, но это симулякры. Таким образом, мы, выбирая, закрываем глаза на то, что и партия является выдумкой, и процедура является сомнительной. Меня это как раз и пугает. Представь, что ты хозяйка на кухне, а я принесу тебе три мешочка дерьма – твердое, жидкое и коричневое, а ты должна из этого испечь вкусный торт для всего народа. Другого исходного материала у меня нет, и что ты будешь делать?
- Будут сидеть голодные.
- Это такой же вариант – общество должно захотеть стартовых изменений, и здесь мы возвращаемся к истории с выбором в магазине, где человек выбирает хороший сыр и колбасу. Надо выбирать свою жизнь по тому же принципу, по которому ты выбираешь любой продукт, услугу или что-то другое. Нельзя делать исключений, потому что тогда всегда будет существовать разрыв между страной как территорией и государством, которые в идеале должны были бы совпадать. У нас патриот страны и патриот государства – разные категории, а у успешных наций это почти неразрывные понятия.
- Нам есть к чему стремиться.
- Да, но этого не сделал какой-то мессия, которого методом общественно-телевизионной истерии назначили на полгода, правда? Сколько у нас их было? Когда-то кричали: "Ющенко!", не так давно был культ святого Саакашвили, Савченко, я уже не говорю про Юлю и остальных. Говорят, что существуют еще "порохоботы", хотя на культ они как-то не тянут. Это все те же рассуждения о будущем категориями, далекими от логики и осознанного выбора. Вот где собака зарыта.
- В этом плане мы отличаемся от россиян? Последние годы мы часто сравниваем наши проблемы и положение с россиянами, часто в свою пользу.
- Не знаю, отличаемся. Но это комплекс неполноценности. Когда ты выбираешь платье, то не сравниваешь себя с бомжом, правда же? Так почему же мы должны вести точку отсчета от дерьма? С точки зрения государственной практики свобод, ценностей и прочего Россия недалеко убежала от Северной Кореи, это антитезис. Я хотел бы, чтобы мы мерили себя категориями, которые уже признаны качественными, сравнивали бы себя с поляками, французами, американцами, израильтянами, то есть с теми, кто имеет успешные проекты создания государства и нации.
- "Прочь от Москвы!", как было у Хвылевого.
- Это никогда не теряло актуальности, просто теперь это в активной фазе. Нужно сделать это раз и навсегда. Если ты сравниваешь себя с чем-то, что дает тебе возможность оправдаться, мол, не такой уж я и г*внюк, потому что есть еще большие г*внюки, то это и есть комплекс неполноценности. А это одно из проявлений несубъектного мышления в масштабах страны.
- Так что теперь – надеяться на лучшее и готовиться к худшим результатам выборов?
- Надо что-то делать. Проблема в том, что 90% нашего креативного класса будут вне выборов – на заработках, вне участков и неизвестно где. А теперь представляем: если бы у нас была электронная система голосования вроде эстонской, разве новое клевое поколение стартаперов, готовое демонстрировать новое качество сотрудничества на коротких дистанциях, не нашло бы пять секунд, чтобы проголосовать со смартфона?
А у нас опять получится так, что будущее на следующие пять лет будут выбирать живые зомби и пенсионеры. Среди них есть умные люди? Конечно! Но большинство из них – это носители комплекса "как-то я неправильно всю жизнь прожил, пошли вон, фашисты". Они придут к урнам и снова определят повестку дня молодежи, которая сыграла "в короткую", послав всех к черту в день выборов.
- Чем мы отличаемся от тех, кто мог бы стать лучшим мерилом прогресса, чем Россия?
- Представители субъектных и умных наций в случае чрезвычайных ситуаций проявляют не только солидарность в помощи, как мы, но и солидарность мудрости. Никогда не забуду, как мне объяснили разницу между тем, как действуют в экстремальных условиях украинцы и евреи. Евреи после того, как что-то случится, думают, что можно исправить, а украинцы ищут виновного, перессорятся, пока его будут искать и найдут тысячу и одно оправдание, почему произошла какая-то ср*ка. Это самое страшное.
У нас уже есть солидарность, и это отличает нас от тех, с кем сегодня так любят сравнивать себя соотечественники, но нам надо думать о том, как бы дальше действовали успешные народы. Давайте брать пример с ирландцев, которые тоже переживали голодоморы и уничтожение людей, однако они построили государство! Если бы они действовали так, как украинцы, то никогда бы не стали теми ирландцами, которых мы знаем. Можно взглянуть на пример Исландии, когда горизонтальная инициатива изменила Конституцию и государственный строй снизу.
Можно плакаться, что нас много, 40 миллионов, а 10 из них сидели и смотрели "Интер". Но где были остальные 30?! Вот так вот.
