В рамках традиционной рубрики на "Апострофе" писатель Любко Дереш делится своими мыслями по поводу обновления политики толерантности, которые он озвучил на "Фестивале идей" в Одессе.
На прошлых выходных в Одессе состоялся третий IDEASФESTIVAL, мероприятие, которое проходит в Украине при поддержке Аспен Института Киев и ImpactHubOdessa. Как посланник толерантности, я имел честь выступить на этом событии и представить публике идеи, которые касаются проблем решения цивильных конфликтов в современном мире. Поскольку "Фестиваль идей" — это место, где поощряются инновации, я предложил новый взгляд на политику толерантности и на стратегии ее воплощения. Я попробую выложить главные тезисы доклада – обрисовать базовое понимание так называемой Толерантности 2.0, преемницы старой политики толерантности. С этого понимания, как мне кажется, могли бы родиться уже конкретные политики (policies) в вопросах гендера, расы, этнонациональных конфликтов и т.д.
І. Толерантность как идея сегодня переживает глубокий кризис, и потому нуждается переосмыслении. Это связано с несколькими факторами.
Во-первых – это кризис (но не конец!) либеральной идеи як таковой. Современные политологи называют этот кризис "голубым приливом" (bluetide) и связывают с ростом консервативных тенденций в мире, распространением правого популизма и неонационализма. Эти тенденции мы детально разбирали здесь.
Во-вторых, в рамках самой концепции толерантности накопилось достаточно много противоречий, которые делают ее як политику неэффективной. Постмодерновый подход Толерантности 1.0 ставил себе за цель сравнять в правах меньшинство и большинство. При этом возникли свои курьезы — обратная дискриминация (усиление влияния меньшинств ценой унижения большинства), потеря обществом способности к самоиронии (а значит, и к саморефлексии, поскольку юмор и ирония являются своеобразным зеркалом общества), введение расовых или гендерных квот в сферах, которые успешно функционируют благодаря своей закрытости — например, квоты на чернокожих математиков в некоторых научно-исследовательских институтах: математическое дарование является достаточно редким само по себе, и механическое квотирование за расовым или иными формальными признаками в таких сферах ведет к их вырождению).
В-третьих, скомпрометировала себя сама политика идентичности, которая, фактически, дала начало Толерантности 1.0. Детальную критику политики идентичности осуществил философ Френсис Фукуяма в своей новой книге "Идентичность. Потребность в достоинстве и политика ресентимента" (2018). Суть политики идентичности в том, чтобы объединить дискриминированные меньшинства вокруг их идентичностей (этнических, религиозных, расовых, сексуальных и т.д.) и таким образом бороться за улучшение их положения. Однако, вместо того, чтобы уменьшить общественное напряжение, политика идентичности привела к еще большей конфронтации отдельных груп (поскольку теперь это стало состязанием новых "эго"). На политическом уровне это создало почву для политики ресентимента и основания для пересмотра государственных границ, о чем мы писали здесь.
В-четвертых, стало очевидно, что много инструментов, какими пользовалась Толерантность 1.0, не работают или приносят обратный результат.
Главными рычагами старой политики толерантности были общественное давление и юридическое преследование. И первое, и второе породило немало химер. Так, польський философ Лешек Колаковский в своем эссе "Толерантность" наводит пример того, что гомосексуализм в цивилизованных странах не является наказуемым, однако христианская Церковь, ссылаясь на Старый и Новый заветы, считает его морально недопустимым. Если кто-либо из геев считает, что Церковь ошибается, он может свободно выйти из нее и ему за это ничего не будет. Однако, когда организации геев агрессивно требуют через суд, как это было в свое время в Великобритании, чтобы Церковь отменила свое вероучение из уважения к их правам, это уже не защита толерантности, а как раз наоборот, кричущая нетолерантность. Толерантность значит, что каждый имеет право твердо придерживаться своих убеждений — но с уважением к позиции другого.
То же самое касается идеи публичного клеймления отдельных личностей (например, знаменитостей) и больших социальных груп (например, "белый мужчина-гетеросексуал") в их нетолерантности. Публичное клеймление незаметно стало одним из главных инструментов Толерантности 1.0 и этим вызвало своеобразную "реакцию защиты" у людей, которые до этого занимали нейтральную позицию. Как показывают исследования, приведенные в статье Шери Берман из The Guardian, рост расизма в США после выборов Трампа был вызван именно "защитной реакцией" общества против агрессивно внедряемых идей "равенства" и "разнообразия", воспринятых как угроза своей группе.
Алана Коннер, исследовательница из Стэнфордского университета, объясняет, что, называя человека расистом, фашистом, женоненавистником, невозможно исправить ситуацию – от этого она только ухудшается. Стигматизация нетолерантных (которая незаметно пришла на смену стигматизации дискриминированных меньшинств) привела к тому, что обвиняемые люди еще больше утвердились в собственном чувстве правоты, сделавшись глухими к рациональным аргументам. Это удивительным образом дополнило общую картину мира пост-правды, где эмоциональный напор стоит больше, чем правда фактов и доказательств. Иначе говоря, политика толерантности стала жертвой замкнутого круга двойственности – пытаясь создавать мир, она сама стала источником вражды.
ІІ. Толерантность 1.0 базировалась исключительно на рациональных основаниях, и потому проиграла перед иррациональными идеями. Весь ХХ век, с его прагматизмом и секулярностью, был нацелен на вытеснение бессознательной, иррациональной стороны человека за пределы общественного дискурса. Эти тенденции были усилены шоком Запада после Второй мировой войны, во время которой мир стал свидетелем темного, авторитарного, иррационального дискурса Третьего Рейха.
Однако отрицать определенную часть человеческого естества — не значит убрать ее. Вытеснение лишь заставляет ее возвращаться в более уродливых, угрожающих формах. Именно приторможенные иррациональные импульсы сегодня активно высвобождаются как в мировой политике, так и в жизни общества. Например, согласно исследований Global Gender Gap Report, организации, которая изучает мировой разрыв в правах мужчин и женщин (равный доход, равная участь обоих полов во всех профессиональных сферах и т.д.), гендерный разрыв (gendergap) в последние годы не сокращается, а наоборот, возрастает. Если в 2016 году считалось, что для сокращения гендерного разрыва нужно 83 года внедрения существующей политики, то в 2017 году этот разрыв составлял уже 100 лет, а в 2019 году — все 202. Иначе говоря, внедрение политики толерантности столкнулось с влиятельной невидимой силой, которая противодействует рациональным подходам к устранению неравенства.
Впрочем, это можно было предвидеть. Ведь страсти, страхи и разные формы ненависти являются дорациональными, плохо управляемыми импульсами. Политическую или социальную окраску они обретают уже после того, как заявили о себе. Однако Толерантность 1.0 в основном считает их как раз результатом несправедливого социального устройства. Отсюда – квоты, нормы, законы.
По этому, усилия Толерантности 1.0 были направлены на то, чтобы поменять социум вместо того, чтобы менять человека.
Конечно, законы и правовые нормы на какое то время могут сдерживать людей от аффективного поведения, но они не способны заставить людей перестать желать, ненавидеть или бояться – потому что чаще всего человек и сам этого не может сделать с собой.
ІІІ. Чтобы разобраться с иррациональными корнями нетолерантности, нам нужна карта сознания. И чем более полная — тем лучше.
Чтобы начать по-настоящему решать проблемы нетерпимости, нужно понять истоки этих эмоций. Наиболее выдающихся успехов в картографировании сознания достигли теория трансперсональной психологии Станислава Грофа (исследования в этой сфере поддерживает Британское психологическое общество) и интегральная теория Кена Уилбера (на чьи наработки ссылаются авторы юбилейного доклада Римского клуба Comeon, 2017). Обе карты указывають на то, что источниками деструктивного общественного поведения являются психологические травмы и "сломы" траекторий развития личности, а значит, усилия Толерантности 2.0 должны быть направлены не столько на изменение общества, сколько на исцеление травм и недопущение их возникновения в будущих поколений. Исследования Грофа указывают, что метафорой человеческого сознания является скорее образ живого организма, чем часовой механизм или компьютер, который можно "хакнуть".
Учитывая организмическую природу психики, политика Толерантности 2.0 должна строиться не на принципах подавления и принуждения, а на принципах роста и трансформации.
IV. Чтобы превратить бессознательное с врага на союзника, нужно внедрение нового типа грамотности
Толерантность 1.0 своим главным оружием считала образование, и это — правильный подход. Однако избранная форма образования себя не оправдала. Вместо "установок на агрессию" человек получал "установку на терпимость", меняя один фасад на другой. Как правило, такое образование является поверхностным и не ведет к ценностным превращениям в самой личности.
Поэтому, если обучение Толерантности 1.0 было связано с усвоением готовых форм знания (навыков общения, культурных и социальных практик, полезных стереотипов), то образование Толерантности 2.0 должно раскрывать сам процесс формирования стереотипов, в частности, стереотипов эмоциональных и психологических. Иначе говоря, человек должен перестать быть "заложником" собственных бессознательных импульсов и начать осознавать те процессы, которые происходят у него внутри — не идти у них на поводу, а научиться самому выбирать собственные эмоциональные реакции. Современный арсенал психотерапевтических техник, приемов автотренинга и разных форм медитации достаточно широк, чтобы обеспечить эту новую компетенцию. Нужно лишь систематизировать этот комплекс знаний и на его основании разработать систему образовательных программ нового поколения.
V. Возможны три уровня решения проблемы: индивидуальный, культурный, цивилизационный
В зависимости от того, насколько полно мы хотим развязать (а не разрубить!) гордиев узел конфликтов идентичностей, мы можем говорить о нескольких уровнях реализации Толерантности 2.0.
Индивидуальный уровень — психоэмоциональная гигиена. Это распространение среди населения практических знаний "неотложной психоэмоциональной помощи" (сегодня этой компетенцией обладают психотерапевты), популяризация навыков ненасильственной коммуникации и других психологически- (а не политически!) ориентированных подходов.
Значительная часть современных этнических, гендерных и др. конфликтов являются проекцией личного психологического неблагополучия. Если уж и стоит решать такие конфликты социальными или политическими методами, то только после того, как была понята их органичная психологическая составляющая.
Общественный уровень — психоэмоциональная культура, внедрение психоэмоциональной грамотности на уровне общего факультативного образования (уроки с Толерантности 1.0 уже сегодня преподаются во многих школах, в том числе и в Украине). Психоэмоциональная культура означает квалификацию, при которой человек способен прозрачно и ясно наблюдать внутри собственной психики процессы формирования его поведенческих реакций и шаблонов восприятия, и работать с ними внутри сознания, а не в конфликте с обществом. Психоэмоциональная грамотность, в перспективе, означает "демонтаж" разрушительных эмоциональных автоматизмов (таких как страх, гнев, страстные порывы) и замену окостенелых, механических реакций на живое участие человека в собственной жизни.
Глобальный уровень — примирение как цивилизационная задача. Цивилизационное примирение мы связываем с восстановлением в общественной жизни роли мировых религиозных организаций, ведь именно они обладают способностью к самому мощному символическому посланию в обществе. Авторы доклада Comeon!, президенты Римского клуба Эрнст Вайцзеккер и Андерс Вийкман, выступают против угнетения и насилия, осуществляемого под прикрытием религии, однако обращают внимание на несправедливость критики в ее адрес, которая не помечает позитивный вклад религии в человеческую цивилизацию. Они цитируют бывшего вице-президента Международного суда ООН Кристофера Вирамантри, который призывал включить базовые принципы мировых религий в международное право. Отбрасывая религию, современные поколения тем самым прерывают связь с мудростью, накопленной человечеством с самого начала его существования. Восстановление символической вертикали в ее позитивных, объединяющих формах является, по нашему мнению, одной из важнейших основ для построения глобальных паритетных отношений с коллективным бессознательным.
***
Вот коротко тезисы, которые я представил на "Фестивале идей". Интересной оказалась реплика из зала о том, что заигрывание с бессознательным может породить еще более опасные вызовы, чем те, что были созданы нашим рациональным веком.
Что ж, безусловно, каждый шаг в развитии, каким бы он ни был, несет в себе новые угрозы, далеко не всегда очевидные. Однако в случае с исследованием бессознательного идет речь не столько о действительно новом шаге, сколько о восстановлении связи, которая большую часть истории человечество тщательно оберегало — связи с высшими аспектами нашей природы, которые не всегда вмещаются в прокрустово ложе рационализма и, тем паче, философии потребления. Проект восстановления связи с бессознательным носит не только узкий миростроительный характер. В каком то смысле, это возвращение себе того огромного культурного наследия человечества, ключи к которому мы потеряли в мятежном ХХ веке. Поэтому, хоть заглядывание в "подвалы" и "чердаки" человеческого ума и чревато своими опасностями, для человеческого общества это будет лишь шагом к балансу и большей целостности.
Главные послания Толерантности 1.0 — примирение, поиск диалога, терпимость — безусловно правильные. Вопрос в том, чтобы найти для них более соответствующие формы, которые смогут обвенчать древнюю мудрость мирного сосуществования с современными условиями человеческого бытия.
