Президент Петр Порошенко назначил народного депутата МУСТАФУ ДЖЕМИЛЕВА («Батькивщина») уполномоченным главы государства по делам крымскотатарского народа. Господин Джемилев уже подготовил несколько законопроектов ‒ о возвращении исторической топонимики в Крыму и об открытии госструктур Автономной республики Крым в Геническом районе Херсонской области. О том, сколько времени может продержаться российская оккупационная власть в Крыму и что нужно для того, чтобы ее свергнуть, МУСТАФА ДЖЕМИЛЕВ рассказал в интервью корреспонденту А' ИРИНЕ ЛОПАТИНОЙ.
‒ Когда вам предложили эту должность? Был ли у вас личный разговор с президентом Петром Порошенко?
‒ Да, мы говорили с ним о необходимости создания института уполномоченного по делам крымскотатарского народа. Мы подготовили соответствующее положение, в котором прописали, чем нужно будет заниматься на этой должности. Петр Порошенко ознакомился с нашими предложениями и сразу же предложил это место мне. Я сначала отказался, мол, у нас есть и другие кандидатуры. Но президент ответил, что хотел бы видеть на этом посту человека, которого хорошо знает. Словом, он уговорил меня. В среду, перед моим отлетом в Ригу, у нас состоялась короткая встреча, и он при мне подписал указ о создании должности уполномоченного по делам крымскотатарского народа.
‒ Кого вы хотели предложить президенту на эту должность?
‒ Можно было бы Чубарова (Рефата Чубарова ‒ председателя меджлиса крымскотатарского народа, которому в июле 2014 года запретили въезд в Крым сроком на пять лет.‒ А' ). И другие люди есть ‒ у нас довольно много хороших специалистов, юристов, экономистов, которые выехали из Крыма и сейчас сидят в Киеве без работы. Они могли бы справиться. Может быть, решение о моем назначении было принято в порядке экономии ‒ я здесь на общественных началах, поскольку сохраняю за собой депутатский мандат. В целом, президент, конечно, хотел назначить того, кого хорошо знает и кому может доверять.
‒ То есть ваше личное знакомство с президентом сыграло не последнюю роль?
‒ Ну да, мы ведь и в Верховной Раде сидели рядом, могли дискутировать на разные темы.
‒ Какие первоочередные задачи на посту уполномоченного вы для себя наметили?
‒ Я не думаю, что мы ограничимся только крымскими татарами. Мы займемся и нашими согражданами других национальностей в Крыму. В первую очередь работа будет касаться грубейших нарушений прав человека. К тому же, сейчас появилась структура при Генпрокуратуре, которая будет отслеживать все нарушения прав украинских граждан на оккупированной территории. Мы будем предоставлять им информацию, готовить необходимые документы. Проблем масса ‒ и социальных, и культурных, и правовых. Кроме того, мы будем готовить соответствующие указы и проекты законов для принятия в парламенте и подавать их президенту. Поддержка президента нам будет очень нужна. Мы разработали уже несколько подобных законопроектов.
‒ Какие именно?
‒ Например, в принятом в апреле законе «О восстановлении прав лиц, депортированных по национальному признаку» есть статья, которая говорит, что депортированные лица, возвратившиеся на Родину, имеют право на возобновление своей исторической топонимики. Указом президента необходимо будет создать комиссию по восстановлению исторической топонимики в Крыму. Оккупанты, конечно, не будут этого признавать, но право остается за нами, и мы будем переделывать карту Крыма в соответствии с историческими наименованиями. Конечно, физически менять таблички с названиями городов и сел оккупанты не позволят. Но если люди будут знать, что историческая топонимика восстановлена, то многие, по крайней мере крымские татары, будут называть города и села именно таким образом. Возникнут еще вопросы и по обустройству тех, кто был вынужден покинуть территорию Крыма. Мы уже вели разговор о том, чтобы расположить их на границе с Крымом, в Херсонской области. К примеру, можно было бы выделить какую-то территорию в Геническом районе, присоединить ее по документам к АРК и там создать структуры автономной республики.
‒ О каком количестве крымских татар, выехавших за пределы Крыма, мы сейчас можем говорить?
‒ Мы призываем людей ни в коем случае не покидать Крым. Несмотря на это, по данным управления верховного комиссариата ООН по делам беженцев в Украине, около 7-8 тысяч татар уже уехали с полуострова. Мы столько лет боролись за их возвращение на родину, а тут из-за этого Путина кто-то вынужден уезжать! Мы просим перетерпеть, все-таки это ненадолго. Однако люди, привыкшие к свободе, просто не могут адаптироваться к тому тоталитарному режиму, который устанавливается в Крыму сейчас.
‒ С какими проблемами сейчас столкнулись крымские татары, оставшиеся жить на территории Крыма?
‒ Это необходимость освобождения от оккупации. Без этого там ничего нельзя решить кардинально.
‒ Многих волновал вопрос земельных отношений. Не забирают ли оккупанты землю у крымских татар?
‒ Сейчас там не оформляются никакие сделки ‒ ни по земельным вопросам, ни по купле-продаже собственности. Такое оформление будет незаконным, и люди понимают, что после освобождения от оккупации все эти решения будут пересматриваться. Поэтому ничего и не продается.
‒ В мае российские власти запретили вам въезд в Крым. Общались ли вы с Владимиром Путиным лично после телефонного разговора в марте и обсуждали ли отмену данного запрета?
‒ Непосредственно с ним мы больше не общались. Мне звонили его советники и говорили о возможности повторного разговора с Путиным. Я сразу спросил: «А где будет проходить возможный разговор? Здесь, в Киеве (ведь он не пускает меня в Крым) или поближе где-нибудь, например, в Херсоне? Приедет ли ваш Путин?» Мне ответили, что нет, что разговор может состояться только при условии получения от меня того ответа, который бы хотел услышать Путин. Мол, если все будет дальше хорошо, потом вообще снимут ограничение на мой въезд в Крым, будет освобожден мой сын (Хайсер Джемилев обвиняется в умышленном убийстве своего знакомого в мае 2013 года. Сейчас Хайсер находится под стражей.‒ А'). Но поскольку это невозможно, я только ответил им: «До какой же степени мерзок ваш режим, если ваше государство занимается заложничеством». И попросил передать Путину, что я с террористами не разговариваю.
‒ Какой ответ хотел бы от вас получить Путин?
‒ Ясное дело ‒ что мы (крымские татары.‒ А') счастливы от того, что Крым в составе России и хотим оставаться в этом статусе. Путину очень важно, чтобы коренной народ Крыма поддержал аннексию, но этого он не дождется. Поэтому сейчас он все усилия бросает на то, чтобы спровоцировать раскол среди крымских татар, найти среди нас коллаборационистов. Но у нас с такими людьми дефицит. Например, они назначили вице-премьером правительства Крыма уголовника, который одно время сидел в тюрьме за кражу в крупных размерах ‒ полукрымского татарина Бальбека Руслана. Но там и премьер-министр ‒ криминальный авторитет по кличке Гоблин (Сергей Аксенов.‒ А'). Так что компания подходящая собирается!
‒ Россияне везде твердят «Крым ‒ наш!» По вашему мнению, Крым все-таки чей?
‒ Они выдают желаемое за действительное. Крым обязательно к нам вернется, это лишь вопрос времени. Видимо, будут страдания людей, хотя мы сейчас и не рассматриваем военный путь решения вопроса. Однако в Крыму оккупанты уже готовятся к этому. У нас есть информация о том, что прежде чем начнутся военные действия с Украиной, они должны уничтожить «пятую колонну» на территории Крыма. Пятой колонной они называют крымских татар. Мы даже знаем, что они составляют списки людей, которые должны исчезнуть или быть убитыми ‒ и в первую очередь это члены меджлиса. Мы вели разговоры с чеченцами и дагестанцами ‒ контрактниками из России. Они говорят, что их посылали на войну с татарами, но татары, как оказалось, не воюют. Они уже собирались возвращаться домой, поскольку татары не собираются воевать. Но им приказали оставаться. Россияне утверждают, что все равно будет война с татарами. Эти контрактники нам говорили, что понимают нас и видят нашу правоту, но они не могут уехать, так как в заложниках у Кадырова ‒ члены их семей, которых могут просто расстрелять. Поэтому если что-то начнется ‒ они вынуждены будут делать то, что им скажут.
‒ Вы говорили, что оккупационный режим в Крыму ненадолго. Сколько он может продержаться?
‒ Если бы я знал... Боюсь, что это может продлиться больше года. Но надеюсь все же, что этот срок будет меньше.
