В прокат вышла военная драма Дэвида Эйра «Ярость», в которой голливудская звезда Брэд Питт играет командира танка Дона Колье по кличке Wardaddy, который подает своему экипажу пример боевого мастерства, отчаянной храбрости и осознанной бесчеловечности. Да и сам режиссер, демонстрируя непривычную для мейнстримного кино склонность к натурализму, в общем-то, снял ленту о том, какой грязной и отвратительной работой является война.
Фильм «Ярость» выходит на украинские экраны в дни, буквально смердящие кровью и гарью, когда рассказы о боях и обстрелах уже никак не воспринимаются как абстрактные байки о войнушке или скучные страницы учебника истории. Кстати, в версию о Второй мировой войне, украшенную георгиевскими ленточками, картина Дэвида Эйра вносит суровые коррективы. Фильм напрочь лишен ура-патриотического пафоса, характерного для большинства американских фильмов о борьбе с нацистской Германией, но сомнений в том, кто именно внес решающий вклад в победу над фашизмом, «Ярость» не оставляет.
В чем-то, несмотря на свой мужественный и бесстрастный тон, картина может даже соревноваться с советскими идеологическими лентами о войне. По крайней мере, в своей заключительной части, когда экипаж американского танка M4A2E8 Sherman, ведомый отцом-командиром Доном Колье по кличке Wardaddy (Брэд Питт), принимает, в принципе, бессмысленный, а потому откровенно символический бой с тремя сотнями матерых, отменно вооруженных и беспощадных в своем отчаянии эсэсовцев. Разумеется, почти все американцы гибнут, исчерпав боезапас, но практически полностью уничтожив врагов.
Смерть же главного героя, трижды пораженного немецким снайпером, который, истекая кровью, продолжал отдавать приказы, кажется едва ли не прямой цитатой из знаменитого советского фильма «Коммунист», где в заглавного персонажа Евгения Урбанского точно так же, в бессильной злобе, палили из берданок недобитые кулаки, а он, не сгибаясь под пулями, продолжал идти вперед, в светлое будущее. Куда тот большевик-романтик в итоге дошел, лучше не вспоминать, как, впрочем, и о том, с какими экзистенциальными травмами неизбежно сопряжена слепая вера в мифы. Да и для самого Дэвида Эйра этот образцовый героический эпизод, кажется, не более, чем дань исторической мифологии ‒ его «Ярость», в сущности, о другом.
О чем? О правде, которую помнят очевидцы и всегда приглаживают авторы учебников истории. О том, что войны выигрывают государства и проигрывают люди. Ведь ценой спасенной на поле битвы собственной жизни становится потеря в себе человека.
«Ярость» ‒ не пацифистское и не утверждающее какие-либо гуманистические ценности кино. Война тут показана, если процитировать поэта-харьковчанина Михаила Кульчицкого из поколения двадцатилетних лейтенантов, не вернувшихся из боя, как «совсем не фейерверк, а просто трудная работа». Впрочем, не только трудная, но и грязная. Давно на экране не было такого количества раздавленных танками трупов; повешенных на фонарных столбах детей; горящих, как факел, солдат; оторванных конечностей, выколотых глаз, вывернутых наружу кишок, сколько позволил себе Дэвид Эйр, попутно разрушая мифы о благородстве воинов ‒ любимой теме восторженных сочинителей учебников. Тут легко, без суда и следствия, расстреливают пленных, а захват городка сопровождается массовыми коллективными изнасилованиями. И везением для юной фройляйн, робким голоском поющей вломившимся в ее дом американским солдатам романс Шуберта, может считаться то, что с ней в спальню пойдет кто-то один.
Этот счастливчик ‒ новобранец Норман Эллисон (Логан Лерман), пополнивший экипаж танка, на стволе которого написано Fury («Ярость»), провоевавшего в команде Дона Колье пять долгих лет после гибели стрелка-радиста и неудачно попавшего под пулю в апреле 1945-го. Норман ‒ не то что бы хлюпик, просто он весь ‒ из мирной жизни, где не стреляют в детей, а вид крови вызывает непроизвольную тошноту. Собственно, главная тема фильма Дэвида Эйра ‒ превращение этого юноши, голова которого набита традиционными моральными правилами, нет, не в мужчину ‒ в человека войны. Где ты, если стремишься выжить, должен забыть о сострадании. Научиться никого не жалеть, а всех ненавидеть. Где, в общем-то, действует грубый закон «умри ты сегодня, а я завтра».
Конечно, «Ярость» при всей своей зрелищности и актерских свершениях, (невозмутимый, как языческий бог, Брэд Питт окружен тут колоритной компанией, в которой особенно выделяется Шайа Лабаф, играющий замурзанного, с выбитым зубом наводчика Бойда по прозвищу «Библия», чья религиозность ничуть не мешает его дикой жестокости) ‒ кино не для чувствительных натур. Хотя о выводах, сделанных его авторами, стоит задуматься и тем, кто мнит себя морально безупречным. Ведь мораль и святость, оказывается,‒ очень хрупкие субстанции.
