Битва за Дебальцево: выжившие помнят, что кровь была повсюду

В четверг, 18 февраля, исполняется ровно год со дня начала отступления из Дебальцево. Украинские части попали в оперативное окружение и вынуждены были уйти с дебальцевского плацдарма. Выход из Дебальцево 18 февраля 2015 года командование украинской армии считает одной из самых успешных операций, во время которой удалось нанести максимальные потери противнику. Так, по крайней мере, заявлял начальник Генерального штаба ВСУ Виктор Муженко. Но у многих свидетелей и участников этих событий другое мнение. Подразделения прорывались с боями, пешком, через засады, наугад, через проселочные дороги и поля, а кто-то — не имея связи с командованием. Официальные цифры потерь за все время сражения — 136 погибших и 331 раненый — вызывают недоверие и вопросы.

Битвой за Дебальцево закончилось общее наступление, которое боевики ДНР и ЛНР при поддержке российских войск провели зимой прошлого года в Донецкой и Луганской областях. Главная атака на занимаемый украинскими войсками дебальцевский плацдарм началась 15 февраля прошлого года, сразу после официального вступления в силу Минских соглашений. 18 февраля под натиском превосходящих сил противника оказавшиеся в оперативном окружении украинские части начали отход. По последним оценкам Генштаба, части ВСУ и Национальной гвардии, оборонявшие плацдарм, насчитывали в общей сложности 5200 человек. Им противостояли до 10 тыс. боевиков и регулярных частей российской армии, имевшие, ко всему прочему, почти двукратное превосходство в танках и артиллерийских системах.

Потери украинских бойцов за все время сражения Генштаб оценивает в 136 погибших и 331 раненых, называя выход из Дебальцево успешно спланированной операцией. Этому противоречат свидетельства очевидцев, которых опросил "Апостроф". Подразделения прорывались с боями, пешком, через засады, наугад, кто-то — не имея связи с командованием. Официальные цифры потерь также вызывают сомнения. Выжившие в битве помнят, что кровь была повсюду. Волонтеры рассказывают о гражданских, которые пытались пересидеть обстрелы в подвалах, паниковали во время эвакуации, а те, кто остался, писали из уже заблокированного города сообщения о том, как заканчиваются продукты, вода и о том, как за место в подвале люди дрались не на жизнь, а на смерть.

Евгений Шевченко, сержант батальона "Донбасс"

О выходе мы ничего не знали, на тот момент мы находились в Луганском, держали новую дорогу на Дебальцево, когда трассу Дебальцево-Артемовск перекрыли. Часов с шести утра 18 февраля появились первые колонны, а часов с восьми войска пошли сплошной, по сути, непрекращающейся колонной: и люди, и техника. Сначала шли без раненых и погибших. Но как только начало светать, там уже был кошмар: много раненых, вся техника обстрелянная, со спущенными колесами. Выходили уже из боев. Мы начали спрашивать, нам отвечают — выходим из Дебальцево. Помню, что скорых не хватало, раненых было очень много, а погибших тогда еще не вывозили, их там (в Дебальцево) просто складывали.

У меня машина была быстрая, я занялся вывозом раненых в больницу в Артемовск. Да, это тогда многие делали. Больше всего в памяти осталась кровь. Кровь была везде: на форме, на руках, в машине тот стонет, а тот умирает. Я же не всех живых довез. Ты летишь и видишь в зеркале заднего вида, как он на глазах синеет, а ты ничего сделать не можешь. Потому что я не доктор, а скорых нет. Скорые часто приезжали без врачей, был только водитель. Наш медик донбассовский запрыгивала туда, пыталась реанимировать, остановить кровотечение по дороге в больницу. А у меня никого не было.

Вечером 18 февраля в больнице Артемовска я спросил у дежурной медсестры, сколько раненых. Оказалось — около 170 человек. А в морг нам сказали не везти тела еще днем. Многих пришлось складывать на улице, только мы доставили 10-12 тел. В морге были не только военные, но и гражданские.

Я знаю, что некоторые подразделения начали выходить из Дебальцево еще около полуночи (до официального приказа из штаба). Далеко не все знали о приказе, но видели, что другие уходят, и сами снимались. Есть подозрение, что выход начался самостоятельно ввиду того, что уже не было воды, еды, боекомплектов и, соответственно, возможности держать оборону. При этом было много раненых. Мы сами получили приказ о смене дислокации 18 февраля после обеда.

Наша группа еще около недели оставалась в Артемовске и занималась вывозом тел. Дело в том, что много погибших было с 9 по 12 февраля во время боев в Логвиново. А у нас были пленные сепары, мы их немало взяли. Мы вели переговоры, чтобы поменять одного живого на тела погибших. Они (боевики) были изначально согласны, но мы не могли подобраться к селу, по нему работала наша артиллерия. Когда уже все вышли, 21 февраля мы сделали первую вылазку на эту территорию под гарантии командира так называемого "второго Енакиевского батальона". Мы вывезли 23 тела.

Наталья Воронкова, координатор "Волонтерской сотни Доброволя"

Мы только вернулись из зоны АТО в Киев 2 февраля после вывоза мирных жителей из поселка Мироновское. Едва успели зайти домой, как мне позвонили из ОБСЕ и сказали, что завтра будет "зеленый коридор" из Дебальцево. Я выпросила в Киевской городской администрации четыре автобуса, мы нагребли гуманитарной помощи и ночью опять выехали.

Когда мы приехали на место, оказалось, что никакого коридора нет. Из Дебальцево нам приходили сообщения: "У нас заканчивается еда. У нас заканчивается вода. Люди дерутся друг с другом за место в подвале". Это было страшно.

Мне дали телефон Розмазнина (генерал-майор ВСУ Александр Розмазнин), я рассказала ему, что мы собирались вывозить гражданских, а ОБСЕшники нас обманули насчет коридора, и нам нужна помощь. Розмазнин объяснил, что не все от него зависит, что есть еще русский генерал Вязников (руководитель группы представителей РФ в ЛНР генерал-майор Александр Вязников), вот от него зависит многое. Я до сих пор не знаю, как нам удалось уговорить украинского генерала позвать к себе русского, но оба согласились помочь.

Утром 6 февраля выстроилась колонна из 25 машин. Мы уговорили Вязникова ехать с нами. Сказали ему: "Александр Иванович, вы же нас не бросите, правда, поддержите нас как настоящий мужчина?". Ему некуда было деваться, а для нас это были дополнительные гарантии безопасности, может, поэтому мы и остались живы.

В тот день на моей совести, в хорошем смысле этого слова, кроме тех, кто был готов эвакуироваться, оказались еще четыре семьи с детьми, которые пришли за гуманитаркой, а я уговорила их уехать. Один человек в Facebook мне после этого написал: "Спасибо вам большое, вы меня раненого с женой и ребенком вывезли, благодаря вам я жив".

Помню, потом генерал Вязников сказал, что волонтеры обманным путем вывезли в Украину 900 человек. Это была не совсем правда, мягко говоря, потому что мы не могли 900 человек затолкать в автобусы. Но была одна женщина, которую я практически заставила уехать в Украину, а не в Донецк.

Дело было так: ребята из группы Гражданско-военного сотрудничества помогали выносить вещи этой дамы, а она была такая, вся в мехах, на одном поводке у нее кошка, на другом — собачка, куча коробочек, мальчики за ней сумочки выносят. И тут на точке сбора под исполкомом я вижу эту барышню в автобусе, который идет в Донецк. У меня аж дыхание перехватило, мне стало так обидно за ребят, они ее вещи носили, а она в Донецк собралась!

Я начинаю с ней разговаривать — оказывается, что у нее там родственники. И тут она дает мне указание, чтобы мы завтра забрали ее брата-инвалида и его семью. Я ей объясняю, что завтра уже ничего не будет, что сейчас у нее есть последний шанс сесть в наш микроавтобус, забрать брата с семьей, иначе он погибнет, и это будет на ее совести. Наверное, это был своего рода шантаж. Через пять минут она сидела в нашем микроавтобусе со своими собачками и коробочками, и все же уехала в Харьков вместе с братом и его семьей.

Так мы вывезли людей. А потом журналисты какого-то из российских каналов брали интервью в подвалах Дебальцево. Помню, спросили одну женщину: "О чем вы жалеете?", и она сказала, что жалеет, что не уехала тогда с волонтерами.

Тарас, командир роты 169 ротно-тактической группы ВСУ

Я вместе со своей группой из 25 человек выходил с окраины Дебальцево, из Новогригорьевки. Тогда людей и технику стянули в Дебальцево со всех постов в радиусе 20-35 км. Наша группа ушла на пост, который в дальнейшем прикрывал украинские войск, выходившие из города. Уже 17 февраля, в районе 23:00, люди начали собираться. Надо было всех выстроить в колонну, что-то объяснить, ведь двигаться ночью по незнакомой местности — равносильно самоубийству. От места, где их собирали, до нас было километров пять, связь была не со всеми, к тому же в это время сильно работала артиллерия противника. Собирались люди очень быстро, рядовым сообщили об этом плане в последнюю очередь, чтобы избежать утечки информации.

Мы сами ушли в 7 утра 18 декабря, когда посчитали, что все, кто должен был выйти, уже вышли. До самого обеда работала артиллерия противника, но они не успевали навести орудия, потому что мы очень быстро двигались. Хотя были участки, когда снаряды разрывались в нескольких десятках метров от машин. А когда они все же попадали по машинам рядом, то люди разлетались, будто мешки с песком.

Каждый видел спецэффекты в фильмах про войну, но когда ты попадаешь в ситуацию, когда такое происходит не в кино (секунда — и ты не жилец, а территория вражеская, неизвестно, похоронят тебя или нет), то психологически это очень тяжело воспринять. Но каждый мобилизовался как мог.

В нашем танке, когда мы уходили с блокпоста, ехали человек 20. Мы думали: только бы случайно в тебя не попала пуля, чтобы ты с танка не свалился. Каждый вжимался, как черепаха, в этот бронежилет и каску, а танк ехал на максимальной скорости. У танкиста было только одно ограничение — чтобы люди не посыпались. По дороге подбирали тех, кто шел пешком.

Надо было очень внимательно выбирать маршрут, если попадешь на танке в канаву — считай, что уже не жилец. Нас постоянно обгоняли грузовые машины. Помню, какой-то бензовоз или водовоз нас обошел, а дорога была такая, что он в какой-то момент чуть ли на два колеса не встал. На бортах повисли люди, я думал: все, сейчас перевернутся, но машина устояла.

Колонна боевой техники растянулась в полях, спасало то, что стрелявшая по нам артиллерия противника находилась далеко — в 10-15 км. Впрочем, как и наша артиллерия. Нашим было сложно их достать, следовало корректировать огонь, а это возможно только если бы кто-то остался. Но тогда он бы уже точно не смог бы выбраться оттуда.

Нам повезло. Поскольку трасса Артемовск-Дебальцево была перекрыта, мы шли по картам, полями, но там даже днем было легко заблудиться, перепутать поворот, попасть в населенный пункт, где тебя просто расстреляют на дороге. Думаю, все могло быть намного хуже, ведь были случаи, когда люди, которые выезжали вместе с нами, так и не вышли. Из нашей группы был человек, который погиб в 17 февраля, а еще один до сих пор числится без вести пропавшим: он остался вместе с нашей техникой в Дебальцево.